Щедровицкий Г Путеводитель по методологии

Щедровицкий Г., Путеводитель по методологии:

При научном знании я делаю вид, что у меня нет целей. Отсюда идея многостороннего, многопланового описания объекта. Чем больше я про него знаю, тем, я считаю, лучше. Для техника, наоборот, избыток информации есть всегда недостаток. Нужна информация необходимая и достаточная. Нужно иметь соответствующее знание.
наука всегда стремится задать инварианты. Она имеет дело с бессменной ситуацией и формулирует для нее законы - законы, которым подчинена природа. ...Знания накапливаются, растут, а предметный мир, природа рассматривается как неизменный мир. В нем действуют одни и те же законы. Мы можем их иногда не знать, но в принципе, если мы их открыли, то уж все живет по этим законам.
Как работает практик? Он имел дело с определенными ситуациями, накопил опыт. Он движется дальше и знает, что каждая следующая ситуация, с которой он столкнется, будет другой. Эти новые ситуации будут отличаться от тех, которые у него были. Поэтому действовать в них он должен будет иначе. Все меняется.
К. Маркс говорил, что труд «потребляет человека, но никогда в человеке ничего не создает». А человека, его сущностные силы создают занятия политикой, искусством и наукой, но наукой не в нашем современном смысле, когда это форма производства, а наукой как свободным занятием.
Организации не имеют саморазвития. Их могут развивать только люди. Организации окостеневают, заходят в тупик, становятся неадекватными ситуации. Люди должны выйти из них и начать их перестраивать... Организации - промышленные, производственные, другие - имеют только одну цель: обеспечить наилучшую организацию производства. Но не жизни.
Начальник - совершенно особое место и особая позиция.
Он обязан быть противостоящим организации. Даже если он ее создавал... Парадоксальная вещь. Вы можете быть личностью, если вы противостоите организации, отделяете ее от себя. И наоборот, чтобы быть человеком организации, вы должны от своих личностных качеств, и даже от личности, отказаться. И поэтому люди в организации, преследующие интересы организации, должны быть все одинаковые, неразличимые.
Управление возможно только в отношении объектов, имеющих самодвижение.
В чем состоит суть руководства? В постановке целей и задач перед другими элементами. Но для того чтобы я мог ставить цели и задачи перед другими элементами - людьми, нужно, чтобы они от своих собственных целей и задач отказались и обязались бы принимать мои цели и задачи. И именно это происходит в рамках организации... Это игра такая. Они делают вид, что готовы от каких‑то своих целей отказаться и какие‑то чужие цели и задания принимать, а вот что на самом деле - это еще вопрос. Они могут свои цели временно запрятать, а могут, наоборот, исполнение заданий использовать для достижения своих целей.
Организация есть сбор элементов, объединение их в целое, установление отношений и связей - и все. Управление есть воздействие на движение объектов, изменение траектории этого движения.
Управлять без прогноза в принципе невозможно. Поэтому тот, кто отказывается от прогнозов, от прогностической работы, тот отказывается от управления. Но при этом нужны еще определенные знания о желаемом состоянии, или проект желаемого состояния. А кроме того, эта управляющая система еще должна знать свои возможности, свои ресурсы, свои средства - знать, может ли она произвести такие управляющие воздействия, чтобы изменить естественную траекторию на искусственную. А дальше нужно построить программу таких воздействий, план таких воздействий и т.д.
Управляемая система находится как бы внутри управляющей, она «захвачена», ассимилирована управляющей системой. Кстати, поэтому управляющая система всегда захватническая, паразитирующая. Иного отношения не может быть. Но захват этот очень интересный - это захват мыслью.
Что такое политика? Это когда две системы пытаются взаимно управлять друг другом, когда обе захватывают друг друга с претензией на управление, и обе не в состоянии этого сделать, и между ними развертывается столкновение. И вот когда наступает взаимное понимание, что каждая хочет управлять и каждая не может, они переходят к политической деятельности, и тогда начинается другая работа.
Настоящий руководитель и организатор - это тот, кто минимально встречается с людьми, а сидит у себя в кабинете и размышляет. Это значит, что организация на этом предприятии хорошо поставлена.
тонким, чувствующим человеком мы обычно называем того, у кого развита эта рефлексивная компонента и кто умеет видеть себя со стороны, четко понимать и знать, что он делает.
Бывают люди - крупные ученые, изобретатели, - которые очень много сделали и при этом очень тупы. Такой человек работает, как паровоз. У него ситуации никакой нет - есть программа, и он по ней движется. А что по дороге что‑то произошло, что люди на него обиделись, ему нет до этого дела, он себе крутит колесами. Другой, наоборот, - это тоже крайность - все время заботится о том, что про него подумает такой‑то, что про него подумает коллектив, как он будет выглядеть.
Рефлексия - это умение видеть все богатство содержания в ретроспекции (т.е. обращаясь назад: что я делал?) и немножко в проспекции. Проектирование и планирование возникают из проспективной, вперед направленной рефлексии, когда человек начинает думать не «что я сделал?», а так: «представим себе, что я вот это сделаю, и что дальше получится?» Такое проигрывание вперед, проспективная рефлексия, выливается дальше в планирование, проектирование, программирование и т.д... Рефлексия предельно конкретна... Рефлексия теснейшим образом зависит от опыта человека и от того угла зрения, под которым он видит каждую ситуацию. Рефлексия сугубо субъективна. Она субъективна и полна переживаний.
В каждом тексте, в каждой коммуникации борьба между ситуациями. Тот, кто получает текст, начинает его приспосабливать к своей ситуации, и понимать с точки зрения своей ситуации, и оценивать с точки зрения своей ситуации. Он может сказать: «Не нужно мне все это, вообще непонятно, о чем вы говорите, это в мою ситуацию совершенно не укладывается». Каждый понимает в силу воздействия на него той ситуации, в которой он находится.
И очень часто понимание является более богатым - по отношению к тому, что вкладывал говорящий или написавший текст. Во‑первых, за счет того, что он использует средства языка. Можно сказать, что язык всегда умнее нас, ибо в нем накоплен и аккумулирован весь опыт человечества. Это вообще основной аккумулятор опыта. Во‑вторых, понимающий, привнося свою ситуацию, понимает всегда соответственно этой ситуации и видит в тексте часто больше или иное, нежели автор.
Мы, кстати, боремся сейчас с нашей системой образования, поскольку она, как правило, ограничивается рефлексивным пониманием. Мы массу знаний получаем, «откладываем», а зачем они - неизвестно... Реально‑то ведь передача знаний не самоцель. Знания передаются, чтобы люди умели действовать, причем в меняющихся практических ситуациях. А между рефлексивным пониманием и действенным пониманием часто огромный барьер, продуцируемый нашей высшей и средней школой. Это, как мы сейчас обычно говорим, вербальное обучение, мы учим болтать, а не действовать, не превращать понимание в действие. Только тогда, когда человек начинает действовать, он начинает выяснять, адекватно или неадекватно он понял. ... Действие есть критерий правильности понимания.
Берем ли мы законы Ньютона или Декартовы законы соударения шаров, законы сохранения импульса и т.д. - любые законы всегда справедливы только для идеальных объектов: для тяжелых точек, для абсолютно твердых тел, абсолютно упругих тел и т.д., коих нет и быть никогда не может.
Одна и та же реальность отображается в разных идеальных мыслительных схемах в зависимости от того, каким языком мы пользуемся и какие системы знаний и понятий мы применяем. Мы, таким образом, начинаем на нее как бы с разных сторон смотреть...Реальный мир полисистемен, там все связано одно с другим.
А в мире науки так быть не может - там надо все время решать вопрос, что с чем не связано, что можно отбросить как несущественное. И идет процесс отвлечения, выявляются те факторы, которые могут быть связаны простыми, однородными математическими зависимостями.
Если факты не соответствуют нашим схемам, то черт с ними, с фактами, - если мы хотим подняться до действительности мышления. Подъем из реальности в действительность мышления, предполагает всегда большую смелость. Надо суметь освободиться от массы вещей и написать некий закон.
И вот теперь, похвалив науку, я начинаю ее критиковать. Наука очень хороша на своем месте. Но беда для практика, если он примет ее за чистую монету и начнет в своей невероятно сложной практике применять эти ее отдельные проекции... Теория дает лишь односторонние, абстрактные проекции. Работа практика, особенно организатора‑практика, намного сложнее работы ученого и требует куда большей изощренности и понимания. Чистое мышление есть лишь одно из его вспомогательных средств, которым надо пользоваться всегда к месту.
Ученый может быть догматиком, ученый может иметь шоры на глазах. А руководитель не может, потому что он имеет дело со сложнейшей практикой, где все эти планы «завязаны», взаимодействуют тончайшим образом. И сегодня теоретически никто не отвечает на вопрос, как они «завязаны». Это знает только практик, причем знает на своей шкуре и через те синяки, которые он получает, и через рефлексию, в которой он переживает эти свои синяки... При этом он должен уметь оценивать возможности каждой науки, и это высшая функция по отношению к самим научным разработкам. Кроме него самого, их ему никто не оценит. Каждый ученый будет говорить, что его наука - самая главная, что она дает ключи для решения всех вопросов. Такова профессиональная точка зрения ученого.
Чем отличается клуб от производства? Тем, что в производстве есть совокупность формальных мест, формальных структур. В армии это фиксируется в виде званий и погон. И кроме того, там есть другая формальная структура - должностей. Там двойная формальная номенклатура. А в клубе человек выступает не как носитель какого‑то места, а просто как человек. Соответственно, человек на производстве выступает как индивид (а в скобочках я бы поставил: «винтик»), а в клубе - как личность.
«Винтик»: это идеальный, точно подобранный исполнитель соответствующей должности. А личность - это то, что переживает, выпивает, мучается, исхитряется и вступает в определенные отношения: кому‑то симпатизирует, кому‑то нет, кого‑то ненавидит, кого‑то тайно любит или не любит... Эти два момента начинают существовать параллельно и одновременно, поскольку человек всегда и «винтик», и личность. И на производстве в том числе, хотя нередко это приводит к значительным диссонансам.
Проблема возникает не тогда, когда один высказывает правильную мысль, а другой - ложную. Если один высказывает правильную мысль, а другой - неправильную, то проблемы нет. Просто один ошибается, и надо посчитать и выяснить, кто же прав, и неправого отбросить. Проблема возникает тогда, когда два человека говорят противоположные вещи и оба правы. Вот тогда впервые возникает проблема... Решение проблемы состоит в конструировании новых, более точных и более адекватных понятий.
Тайна состоит в том, что, если вам нечто удалось привести к парадоксу, это значит, что вы открыли проблему, нашли в системе понятий слабое место.
Мы должны уметь разбирать системы на сложные единицы, на подсистемы, и собирать их. И мы приходим к удивительному парадоксу вот какого рода: система по определению есть то, что на части не делится. Если я разделил систему на две, значит, у меня две системы.
Мы привыкли ограничивать вещи. Вот есть кран, есть площадка, есть участок. Это все вещи, а не системные образования. ... А вот когда мы имеем дело с такими образованиями, как строительство, мы должны пользоваться понятием системы, категорией системы. ...Категория системы несет в себе другой, невещный принцип проведения границ. На уровне представления. Мы до сих пор работали в категории вещи, мы знали, что такое границы вещей, поскольку тут были пространственные объемы, в которые мы не могли войти, и они ставили пределы нашему движению,... границы. А с системами не так; системы в этом смысле - невещные образования. Они состоят из связей, из процессов, и именно процессы определяют их границы. Но что такое процессуальные границы, или границы процессов? Что такое границы связей? ... Если я разорву связи, я разделю систему на части или уничтожу, разрушу систему? Выходит, что связи рвать нельзя. А что делать? Ведь делить‑то мы должны, мы же не можем брать все сразу вместе.
Системы на подсистемы не раскладываются и что в самом выражении «разложение системы на подсистемы» заключен парадокс. Этого не может быть: система не может раскладываться на подсистемы - по понятию системы, структуры.
Где проходит граница системы? Может быть, начальник вообще в эту систему входить никогда не должен? Должен ли он себя приспосабливать к месту в структуре или место в структуре под себя подстраивать? ...Все зависит от того, кем себя мыслит начальник - организатором, руководителем или управляющим. Или - четвертый вариант - функционером в этой системе.
Если он хочет структуру под себя подогнать, то он должен осуществить особую работу организатора или конструктора по отношению к этой структуре. А эта работа проводится не в этой структуре, а вне ее. Чтобы перестраивать, он должен остаться за пределами структуры (или выйти из нее).
Первое, с чего он должен начать, - это произвести работу самоопределения. А что такое работа самоопределения? Он должен оценить всю ситуацию, включающую формально‑административные структуры, неформальную группу (кстати, я для простоты беру только первый слой, а тут есть еще глубина), внешние структуры, структуры страт, оценить с точки зрения соответствия своей личности. Значит, он и себя, свою личность должен оценить относительно этого места, этой структуры, этой группы, всей совокупности тех структур и систем, которые здесь создаются. Идет двусторонний процесс самоопределения...
Я бы первые дни не участвовал в жизни коллектива, сидел бы на своем месте и молчал. А все, что требуется, делал бы главный инженер. Но это, кстати, соответствует моей основной идее: я считаю, что начальник вообще не должен заниматься обеспечением функционирования. ... И в дальнейшем так бы это и оставил, только, произведя перестройку всех структур, перестал бы со временем участвовать и в функционировании, вообще туда ходить. И так освободил бы себе время для размышления. Если начальник перестает функционировать, то он может организовать дело.
Если я изображу оргструктуру, то она будет объектом моего действия. Если я изображу группу и буду анализировать ее, то она будет объектом моего действия. Если состыковку административно‑управленческих структур, то они будут объектом моего анализа и, дальше, моего действия. Если технологические линии, то они будут объектом. Ибо действия организатора, руководителя и управляющего состоят в том, что он на реальность теперь будет накладывать те или иные схематизмы.
Управление заключается в первую очередь в разработке программ. Тот, кто не разрабатывает программ развития, не может управлять... Что же это за начальник, который занимается текущими делами? Поэтому‑то у нас нет подлинных начальников: они заняты выполнением диспетчерских функций, а не своим реальным делом.
Когда впервые появляется управление? Во‑первых, когда в систему закладывается жесткая организация и, во‑вторых, когда начинаются постоянные отклонения от нее и нарушения... В реальных ситуациях нормативные документы не могут выполняться как таковые. Вот тогда и появляется необходимость в управлении. Управление нужно, когда вы строите систему из ненадежных элементов. Должна быть обеспечена надежность целого при ненадежных элементах.
Теперь про хоккей. Идея была такая: в каждой точке поля на одного игрока противника должно быть два наших. Простой принцип, и его начали реализовывать. И с этого начинается советская школа хоккея - со стратегической мысли по управлению хоккейной игрой. И вторая идея. Как раньше набирали составы? Один самый сильный игрок - в первый состав, второй самый сильный - во второй, третий - в третий, потом следующие и т.д. А потом один известный тренер решил так: у меня есть три сильных нападающих - я их всех в первый состав помещу, а следующих - в другой. И он создал три группы, резко различающиеся по силе, и поставил перед ними разные стратегические задачи: первый состав (который стал самым сильным в стране) выигрывает максимум шайб, второй должен не дать забросить шайбы, а третий должен пропустить минимум. Понятно? И за счет такой концентрации первая тройка выигрывала всегда больше, чем проигрывал третий состав, поскольку в обороне легче. И он вывел команду на первое место...Еще раз повторяю: управление есть удержание целого при варьирующих элементах. Если нет вариаций, не может идти речь об управлении.
Любой знак, любая схема представляет собой своего рода калитку, через которую мы к чему‑то проходим. А объект - это то, во что мы упираемся.
Информация только тогда информация, когда она закладывается в определенные ячейки. Вопрос не в том, будет ли он что‑то спрашивать и что‑то узнавать. Весь вопрос в том, что именно он хочет узнать и в каком порядке, в какой последовательности... Если его интересуют неформальные группы, он должен иметь соответствующие шаблоны и набор «измерительных» процедур, т.е. опять же тестов. Если его интересует личность, у него должны быть другие шаблоны с соответствующим вопросником.
Процессы человеческой деятельности неотрывны от процессов коммуникации, т.е. от речи, и слова речи непрерывно отображают и сопровождают деятельность... Предмет существует в двойной форме: в форме вещи и в форме слова. Предмет есть всегда исторически, культурно детерминированная связка между словом и вещью, вещью и словом... Между словами и вещами существует пространство смыслов - развертываются смыслы, которые мы раскрываем за счет процессов понимания.
Скажем, алгебра отличается от геометрии тем, что в геометрии четыре языка, один над другим (поля, язык геометрических фигур или чертежей, которым мы замещаем поля, язык алгебраических обозначений типа «отрезок АВ», затем язык логических соотношений, выражаемых аксиомами или правилами, язык пропорций, без которого геометрия вообще была бы немыслима), а в алгебре всего один язык, поэтому алгебра проще.
Смысл решения задач состоит в том, чтобы найти такой язык, в котором решение очевидно. Как только мы находим такой язык, мы находим решение.
Перед Архимедом стояла задача определения площадей, описываемых произвольными кривыми. Здесь нужны сложнейшие методы дифференциального и интегрального исчисления. А он находил соотношение этих площадей очень просто: он брал куски толстой бычьей кожи, вырезал из них соответствующие фигуры, взвешивал их и таким образом находил решение. А найдя решение, он потом искал формулу, чтобы выразить эти найденные отношения... Поиск решения задачи всегда есть как бы возгонка по языкам, пока мы не дойдем до языка, где решение очевидно, а потом начинается движение назад.
Когда я работаю внутри структуры, эта структура для меня объектом не является, она является условием моего действия. Мы не фиксируем и не описываем тех структур социальной деятельности, в которые включены, подобно тому как мы не описываем воздух, в котором живем (как рыба не фиксирует воду как условие своего существования, она просто живет в ней).
Человек обычно действительно не знает, что он делает, не отдает себе отчета в том, как он ведет себя и действует. Для этого необходим выход в рефлексивную позицию. Эта рефлексивная позиция оформляется потом во внешнее отношение к самому себе, к своему действию и к тому фрагменту социального мира, в котором человек живет.
Все люди бегают без цели. И отсюда различие между поведением и деятельностью. Люди все время «ведут себя»... Когда в отправлении привычного поведения возникает сбой, или нарушение, прокол. Вот тогда я начинаю ставить перед собой цели.
Сейчас время больших деятельностных организаций, которые используют человека как ресурс. И поэтому борьба за права человека в оппозиции к организации переходит в новую фазу... Борьба за активную жизненную позицию есть борьба за сохранение личности, которая набралась окаянства и считает себя по мощности сопоставимой с любыми организациями. Она говорит: «Я система, по мощности равная им». ... Я умею мыслить, говорит она, и в этом моя сила. А организации мыслить не могут.
Предыстория системного анализа уходит в бесконечность, и «начатки» можно искать бесконечно долго. Условно начинают обычно с первой яркой работы - «Трактат о системах» Кондильяка. По‑видимому, два человека на рубеже XVII-XVIII вв. мыслью своей прочертили эту линию до нашего времени и дальше. Это Лейбниц, работы которого, несмотря на то что сам он был знаменитейшим человеком, в основной своей массе остались неизвестными, и Кондильяк, который не только был крупнейшим философом, но и заложил основания семиотики, или теории знаков, и фактически основания химии, построив для нее язык. На него ссылается Лавуазье, создатель первого учебника химии. Лавуазье начинает так: «Работы аббата Кондильяка показали, что все дело - в хорошо построенном языке. Язык должен быть таким, чтобы он просто и отчетливо отображал отношения вещей. Когда у нас есть такой язык, то мы можем знать, что происходит в мире. Поэтому мы решили каждую часть вещества обозначить своим особым именем, дать ей соответствующий знак».
В «Трактате о системах» Кондильяк обсуждал проблему системности знания. Он показал, что знание всегда образует систему. Мы не можем указать на какое‑то знание и сказать: вот оно, вот его границы; мы не можем трактовать его как вещь. И следовательно, он утверждал в этом трактате, что знания суть не вещи, а системы. Если нам кажется, что мы сталкиваемся с каким‑то определенным знанием, как бы одиночным, отдельным, вырванным из контекста, то это ошибочное представление, потому что реально в каждом таком случае нам приходится восстанавливать его многочисленные связи с другими знаниями. Вообще первоначально, когда говорили о системах, то имели в виду только знания, а не вещи или объекты... Со связями первоначально дело обстояло достаточно сложно, поскольку Кондильяк умер, не придумав языка для представления связей. Для частей он придумал язык, а для связей - нет.
Следующий очень важный шаг - появление представления о структуре. Это уже 40‑е годы XIX в. Особенно большое значение имели работы французского химика Ж.‑Б.Дюма, который показал поразившую всех вещь, зафиксировав парадокс, что вещества, имеющие один и тот же набор элементов, могут обладать совершенно разными качествами... Свойства целого не определяются свойствами его частей. Сложился парадокс в его стандартной форме, возникла проблема, которую надо было решать.
Категория - это такое понятие (категориальное понятие), которое фиксирует в нашей мыследеятельности связи и соответствия между операциями, которые мы осуществляем, объектом, к которому эти операции применяются, языком, в котором все это выражается, и нашими понятиями... Вы получаете мощнейшее средство анализа и решения задач, равного которому практически нет.
Когда Дюма зафиксировал эти странные факты, что вещества, составленные из одних и тех же частей‑элементов имеют разные свойства, то тем самым набор категорий был подвергнут сомнению. Он перестал работать для этих случаев, и нужна была новая категория. И такой категорией стала категория структуры, становление которой зафиксировали почти одновременно два химика: Бутлеров и Кекуле. Убирая элементы, как бы стягивая их в точки, мы получаем чистую структуру. Структура - это целостность связей, конфигурация связей.
Но тут была еще одна трудность. В эти представления не вкладывались процессы: структура стала чуть ли не важнейшим моментом системного представления, но процесса там еще не было.
Была такая смешная ситуация, когда некий английский генерал запросил, сколько самолетов сбили зенитные орудия, которые были на судах в караване. Оказалось, что мизерно мало. Он приказал снять орудия, но тогда суда перестали доходить вообще. И тогда стало понятным, что дело не только в том продукте, который непосредственно получается, но и в том предохранении, которое этим достигается. Ноль стал рассматриваться как значащий. И отсюда - прямой выход к организации. Отсюда родились все анализы операций, графики и проч. - в этой линии развития, но это тоже надо обсуждать особо. Первоначально они носили сугубо технический характер, военный, и были рассекречены только в 1956 г.
В 1949 г. австрийский - в то время уже канадский - биолог Людвиг фон Берталанфи выдвигает принципиально новую идею. Он говорит, что все объекты представляют собой не что иное, как системы. Категорию системы, которую Кондильяк относил к знанию, Берталанфи теперь в обобщенном виде относит к объектам и высказывает мысль, что живой организм, человеческое общество и все остальное не что иное, как системы, и их надо рассматривать с принципиально новой - системной - точки зрения. Он тогда не очень понимал, что это значит - рассматривать с системной точки зрения.
Почти одновременно выходит знаменитая книга Винера «Кибернетика». И тогда возникло явление, которого не ожидали ни Винер, ни другие: эта его книга породила новое движение - кибернетическое. Масса людей из разных областей, разных профессий, разных научных предметов подхватывают эту книгу как знамя, и кибернетическое движение начинает разрушать границы областей, предметов, профессий. Кибернетикам было неважно, кто человек по профессии -физик, математик, биолог или инженер. Важно, чтобы он глядел на мир особым образом: видел в нем системы управления.
Объекты сами по себе не являются системами или несистемами, это зависит от целевой, предметной точки зрения. Если мы представляем объект системно, то он для нас выступает как система. А в других случаях нам этого не нужно делать.
Если мы разложили объект на части, то в принципе неясно, сохранятся ли у частей какие‑либо из свойств целого или не сохранятся. И если сохранятся, то будет ли сумма свойств частей соответствовать какому‑то из свойств целого.
Вес или масса - свойства аддитивные. Я взвешиваю объект, потом разламываю на части, взвешиваю части и получаю тот же вес, только в другом распределении. Другие свойства будут неаддитивными. Может оказаться, что само свойство сохраняется, но в частях его будет меньше или больше, чем в целом. А может оказаться, что у частей такого свойства, как у целого, вообще не будет. Гегель выразил это очень точно, сказав, что живое частей не имеет - только труп состоит из частей.
Мы должны уметь так проделывать эти действия, чтобы они соответствовали членению на части и обратной процедуре сборки. Это сегодня главная проблема всех наук, имеющих дело со сложными объектами теории организации и управления в том числе.
Пока я режу, я имею дело с частями. А когда я части связал между собой, то части превращаются в элементы. Понятие элемента неразрывно связано с понятием связи. Элементы получаются как части, но, после того как мы их связали в целое, они стали тем, что связано. Элементы - это то, что связано, что входит в структуру и структурой организовано.
Кстати, до сих пор в таблице элементов Менделеева это спутано. Таблица называется таблицей элементов, а приведены свойства элементов как простых тел, как веществ. Чем простое тело отличается от элемента? Элемент есть химическая единица, а простое тело - физическая единица... Элемент - это не часть. Часть существует, когда я механически разделяю и каждая часть стала существовать сама по себе как простое тело. А элемент - это то, что существует в связях внутри структуры целого и там функционирует.
Элемент имеет свойства двух типов - атрибутивные свойства и свойства‑функции. Свойства‑функции - это те, которые появляются у части, когда мы ее включаем в структуру, и исчезают, если мы ее из структуры вынем. Вот если я был мужем, поссорился с женой, пошел в ЗАГС, развелся, я свойство‑функцию мужа потерял... Атрибутивные же свойства - это те, которые остаются у элемента независимо от того, находится он в этой системе или нет.
Атрибутивные свойства принадлежат личности начальника, а свойства‑функции - это те, которые он приобретет, когда сядет в свое кресло; он там приобретет кучу свойств‑функций. Если его вынуть из этого места - он их теряет. Эти свойства‑функции оказываются неимоверно мощными, а система организации так «прокатывает» человека, что у него атрибутивных свойств почти не остается.
Системы хитрее всего того, что придумывают фантасты. Одни системы могут протаскиваться через другие. И может оказаться, что свойства‑функции, заданные другими системами, выглядят как атрибутивные для этой данной структуры. Хотя для другой системы они свойства‑функции.
Сначала человек пятнадцать лет работает на статус, на имя, а потом имя двадцать лет работает на него. Заслужив имя, человек может позволять себе кое‑какие выкрутасы. Хотя вообще‑то человек всегда позволяет себе какие‑то выкрутасы. Для каждой личности проблема личного существования - определить границы того, что он может нарушить без самоуничтожения, насколько он может «выламываться» из системы. Личностное существование есть всегда выламывание из системы. Но на каждом этапе своего развития человек может позволить себе выламываться только в определенных границах, в меру своих атрибутивных свойств, ибо только тот может себе позволить выламываться, кто имеет достаточно определенные атрибутивные свойства, а не только функциональные, тот, кто уже больше не зависит от своего места.
Напомню общее определение. Сложный объект представлен как система, если мы: во‑первых, выделили его из окружения, либо совсем оборвав его связи, либо же сохранив их в форме свойств‑функций; во‑вторых, разделили на части (механически или соответственно его внутренней структуре) и получили таким образом совокупность частей; в‑третьих, связали части воедино, превратив их в элементы; в‑четвертых, организовали связи в единую структуру; в‑пятых, вложили эту структуру на прежнее место, очертив таким образом систему как целое.
Но этого мало. Это лишь первый момент системного анализа. Этот системно‑структурный подход не схватывает процессуальности. Второй недостаток: системы всегда оказываются подсистемами. Нет критериев выделения целостности системы. И вот когда это зафиксировали, родилось второе понятие системы. Оно берет первое понятие целиком, но относит его к структурному плану. С точки зрения второго понятия представить нечто как простую систему - значит описать это в четырех планах, а именно:

(1) процесса,
(2) функциональной структуры,
(3) организованностей материала (морфологии) и
(4) просто материала.

И эти четыре описания должны быть отнесены к одному объекту и еще связаны между собой. А что значит представить объект как полисистему, или сложную систему? Это значит много раз описать его таким образом и установить связки между этими четырехплановыми представлениями.
Процедура сопоставления, которую мы называем сравнением, всегда дает нам возможность перебрасывать опыт с одного случая на другой.
Вспомните папуасов Миклухо‑Маклая: когда им показывают зеркало, они кричат, что это вода. Это есть перенос, потому что и в воде они видят свое отображение, и в зеркале они видят свое отображение, следовательно, это зеркало есть вода. Дальше они фиксируют отличительный признак: называют зеркало «твердой водой» в отличие от жидкой, обычной воды.
Системный объект - это тот, который мы раскладываем на части‑элементы. Возможность разложить - необходимое, хотя и недостаточное условие того, что это система. Потом мы связываем выделенные части в некоторое целое, пока внутренне связываем, задаем структуру связей, и одновременно превращаем части в элементы. Если части между собой не связаны, это не элементы. Элементы - это то, что уже увязано в структуре связей и, следовательно, образует целое. А потом мы осуществляем процедуру, завершающую обратный ход, а именно вкладываем внутреннюю структуру с элементами и связями назад, замыкая этот цикл (обратите внимание на слово «цикл», оно нам понадобится дальше); итак, мы вкладываем назад это представление и, проделав весь этот ход, получаем системное представление объекта. Если нам удалось это сделать, мы говорим, что наш объект - система... Изображение объекта всегда, в любом случае, какую бы категорию мы ни брали, есть схема наших процедур, прилагаемых к этому объекту.
В этом смысле Эйнштейн заново переоткрыл диалектический метод, а именно он сказал, что не нужно спрашивать, что такое время, надо вскрыть те процедуры, которые мы совершаем, получая представления о времени, попросту говоря, посмотреть, как мы это время измеряем. Если мы знаем этот набор процедур, мы имеем операциональное, процедурное содержание нашего понятия, представления о времени.
Членения могут быть механическими, если режет «мясник». А хороший хирург работает иначе: он знает, как устроен объект. Он режет, хотя и целевым образом, но учитывая все эти тонкости внутреннего устройства. Поэтому есть еще проблема такого резания, чтобы это резание соответствовало самому объекту.
Наше слово «техника» происходит от греческого слова «техне», «искусство»; технический - это значит «зависящий от искусства человека». Можно сказать так: техника есть чистое искусство, а инженерия - это искусство, опирающееся на строгие знания.
Бертран Рассел приводит такую историю из времен завоевания Африки англичанами. Они нашли маленького царька, который, с их точки зрения, подавал надежду стать большим императором. Послали ему оружие (винчестеры, порох), но он никак не мог сообразить, зачем ему завоевывать и подчинять себе чужие территории. Они послали ему советников, провели с ним работу, но он все говорил, что у него голова пухнет от всего этого. «Я, - говорил он, - не знаю, куда надо посылать наместников, а куда не надо» и т.д. И тогда ему построили шалаш, где выложили всю его территорию, с макетами деревень, посадили куклы солдатиков и проч. Советники говорили ему: вот тебе надо послать отряд туда‑то; берешь солдатиков, пересчитываешь их, отдаешь им приказ, перемещаешь. Он все это хорошо освоил, игра ему понравилась, и он начал двигать солдатиками. Попросил, чтобы ему расширили территорию, освоил соседний район, захватил еще что‑то. Повел он войны на этом плацдарме и с какого‑то момента вообще перестал интересоваться, что там у него в стране происходит. Он выигрывал сражения, занимал новые территории - но только в своем шалаше, а когда советники возмутились, он ответил: это же куда интереснее, а уж вы занимайтесь остальным.
Все время остается проблема соответствия. И когда мы работаем с графиками, с алгебраическими выражениями, дифференциальным исчислением, осуществляем методы экономико‑математического моделирования, рисуем схемы - за этим часто не стоит никакой объективной реальности. Ведь такого объекта, как «ноль», нет - объекта, который стоял бы за знаком «О». Но очень скоро оказалось, что этих незначащих знаков порождено куда больше, чем значащих. Сегодня у нас - в начале века были проведены такие подсчеты - на один значащий, непосредственно значащий знак приходится около четырехсот незначащих. Отсюда возникла сложнейшая проблема выхода на объект, спуска вниз.
Оказывается, что с увеличением размеров все соотношения, которые фиксируются в уравнениях, перестают действовать. Для маленькой плотины - одни уравнения, а для большой нужны другие уравнения. Даже не просто другие коэффициенты, а другие уравнения. И начинает строиться сложнейшая теория моделирования. И теория подобия. Рассчитываются соответствующие критерии. Причем человек, который посчитал эти критерии, становится великим ученым.
Строительство в Финляндии отличается не тем, что там проекты непосредственно накладываются на реальность, - такого с проектами никогда не бывает. Там проекты попадают в другую организационную структуру деятельности. И за счет этого они могут реализоваться. Именно организационная работа - оргуправленческая - обеспечивает реализацию проекта. Проект - это предписание для начальника: как, в какой последовательности он должен действовать. Но действие несет на себе сам человек. Он должен уметь осуществлять действия, у него должен быть соответствующий опыт.
Итак, начальник прочитывает проект и анализирует его. И после этого он, как своего рода переводчик, или толмач, должен перевести содержание, зафиксированное в проекте, а для этого надо уметь его прочитать, а, скажем, не всякий умеет прочитать и сказать, что там.
Вся идея: нужны квалифицированные люди, несущие определенные процедуры и операции, а начальник должен состыковывать их определенным образом согласно проекту. Проект есть один из документов - подчеркиваю: один из, - обеспечивающих состыковку работ (и косвенно - людей как носителей этих работ). Но только не сам проект это обеспечивает, а перевод его в организацию работ соответствующим начальником.
Мы всегда с самого начала делим все случаи на те, где будущее будет таким же, как прошлое, и те, где будущее будет отличаться от прошлого, и, может быть, очень сильно. Значит, каждый проект есть перенос опыта, накопленного в прошлых ситуациях, на другие, будущие ситуации.
А теперь представьте себе, что мы имеем дело с познанием, с наукой. Но там строятся схемы‑модели, а не схемы‑проекты. Схемы‑проекты - это то, в соответствии с чем надо через деятельность создать объект. А схема‑модель - это тоже предписание к действию - к действию, посредством которого надо объект открыть, причем всегда новый объект, ведь наука не повторяет поисков объектов, она все время идет дальше, и ученый вынужден постоянно отрицать свои прошлые представления, он ищет новое.
В электротехнике сложность в том, что мы там имеем принципиальную схему, блок‑схему и еще монтажную схему. И монтажники имеют дело с монтажными единицами. И понимать одну схему как другую ни в коем случае нельзя. Ведь там есть и лампы - не только функциональные, но и монтажные единицы. Следовательно, есть еще морфология.
Второе представление системы отличается от первого тем, что оно учитывает естественные процессы в объекте. В первом представлении системы мы имели дело только с собственными процедурами. Здесь же мы начинаем с категорий процесса и материала и говорим, что и в природном мире, и в социальном существуют процессы и существует материал. Процессы протекают всегда в определенном материале. И поэтому материал организован этими процессами и процесс организуется материалом. Город - это совокупность тех процессов, которые развертываются между людьми, это жизнь людей в городе, это их телефонные коммуникации, общение в комнате, в ресторане, театре или еще где‑то. И для этого пространство города определенным образом организовано.
Но теперь - и это самое главное - я могу ответить на вопрос, где естественные границы объекта. Они задаются тем, на что сумел распространиться определенный процесс.
Вспомните определение Акоффа: система находится на расстоянии моей вытянутой руки. Так рассуждает техник - система там, куда распространяется моя власть. А ученый‑натуралист говорит: границы системы задаются и определяются тем естественным процессом, который я изучаю. Куда этот процесс распространился, там он и образовал границу данного системного объекта. Начальник не имеет права на второй подход. Он чистый социотехник. Начальник, руководитель - это тот, кто действует в соответствии с первым подходом. А вот управляющий должен учитывать и натуральное состояние объекта через процессы.
Почему говорится «освоение», а не, скажем, «познание»? Потому что познание представляет собой одну, причем маленькую, часть освоения мира... У каждого из нас есть представитель одного и того же мирового движения. Причем все часы согласованы друг с другом, синхронизированы. И мы таким образом прикрепляемся к нашему миру... Познание есть не что иное, как выражение отношений всего мира объектов к тем, которые мы сделали эталонами... Знание есть не что иное, как формулы перевода, выражение мира объектов через набор образцов.
Прошлый опыт переводится в форму знания, потом знание перерабатывается в проект, и проект переносится в будущую ситуацию. На этом переходе от знания, фиксирующего прошлую ситуацию, как бы фотографирующего, отображающего ее, к проекту, который есть план будущей ситуации, происходит формирование будущего. Мы как бы предвосхищаем будущее, в прямом смысле слова проектируем его... Действует прежде всего принцип стандартизации. Вообще говоря, следующая ситуация в человеческой деятельности должна быть подобна предыдущей. И чем больше подобия, тем более эффективна человеческая деятельность. Все было бы очень здорово, если бы ничто в мире не менялось. Тогда успех наших действий был бы гарантирован.
Это очень интересный вопрос: зачем и кому нужен прогресс? Если вы начинаете падать, то вам нужно перебирать ногами и бежать вперед, чтобы не упасть. Но если вы падать не собираетесь, если вы стоите на месте - зачем вам прогресс? Зачем нам бежать? Прогресс же есть не что иное, как попытка уберечься от падения.
Мышление всегда вписано в систему понимания, и понимание придает смысл любым нашим действиям, в том числе и мыслительным. Поэтому, говорю я, тайна всегда не столько даже в мышлении. Напоминаю тезис Ульдалля: мышление - как танцы лошадей и играет в жизни людей примерно такую же роль. А понимание есть то, что придает нашим действиям и нашим знакам смысл, делает нашу деятельность осмысленной, смыслонесущей.
Неважно, какую знаковую форму вы берете, календарный ли план, или критический путь, или совокупность графиков - там всегда есть эти два содержания: операциональное, которое прочитывается как совокупность действий, и объектное, когда вы за этим видите определенное устройство объекта. И эти наши знания устроены так, что они заранее соотносят действие с объектом, объект с действием, делают их соразмерными друг другу.
Всякое знание имеет четыре аспекта содержания. Я напоминаю вам схему категории: в одном узле у нее лежит объект, в другом - действия‑операции, в третьем - знаки, или языки, в четвертом - понятия. Когда мы говорим «система», «множество», «процесс», «отношение», мы фиксируем так называемые категориальные понятия, или понятия, выражающие категории. Так вот: всякое знание принадлежит той или иной категории... Всякое знание существует, во‑первых, в определенном языке, в определенной графике, в определенных схематизмах, а во‑вторых - в определенных понятиях.
Возьмем схему категории «система». Что здесь дано? Во‑первых, я рисую ее в строго определенном, специфическом языке. Во‑вторых, за этим у меня стоит ряд понятий: понятия частей и целого, элементов и связей, структуры... Мы говорим, что объект состоит из частей и элементов, он имеет связи, имеет стягивающий его «обруч» - целостность.
Как было красиво отмечено, формалисты в понятии видят объект, а содержательные аналитики ищут объект в понятиях... Двойное знание задает нам пространство для изображения объекта и особое пространство для самого объекта.
Все то, что мы знаем, - это наши ограниченные представления. Из этого не следует, что мы всегда заблуждаемся. Наверное, лучше сказать, что это всегда определенные ограниченные истины. Но мы все время ставим вопрос, каков же объект на самом деле, и за счет этого все время создаем новое, пустое функциональное место и движемся вперед, ставя задачу заполнять его. Это как движение любого развивающегося организма.
Иначе говоря, каждый раз впереди себя мы выкладываем пустое место, чтобы заполнять его следующим изображением. Это означает, что мы наклонились вперед и начали падать, и теперь надо перебирать ногами. Таков прием двойного знания: отрываем функциональное место объекта от наших знаний и кладем впереди себя, как незаполненное пространство. Это прием. Мы всегда не удовлетворены. Люди делятся на «удовлетворенцев» и «неудовлетворенцев». Одни всегда довольны, другие всегда недовольны. И это не имеет отношения к качеству их знаний. Одни довольны и хорошими, и плохими, а другие никакими недовольны.
Вся мыследеятельность устроена так, чтобы никакого развития не происходило. Только в редкие моменты неуравновешенности систем деятельности начинается развитие... Парадоксальный вывод: тот, кто апеллирует к науке, борется с развитием. Тот, кто делает все «по науке», тот объективно борется с развитием, делает его невозможным. Наука нужна, чтобы законсервировать сложившееся положение дел, поскольку научное знание всегда есть оправдание, обоснование тех структур, которые сложились, узаконивание их.
Наука возникает как социальный институт, замещающий религиозные представления. Раньше апеллировали к Богу и к божественным установлениям, а наука начала апеллировать к законам природы, но функция осталась той же самой. Наука потому и противостояла религии. Если религия объясняла происходящее божественными установлениями, то наука объясняла, что так должно быть по природе вещей.
А с общественными науками дело обстоит очень сложно, потому что мыследеятельность - это сама себя развивающая, сама себя проектирующая система. Поэтому сегодня и встал вопрос, являются ли общественные науки науками в точном смысле этого слова. И ответ на этот вопрос - отрицательный. Но не потому, что эти науки - «болтология», а потому что у них другая функция. Они должны в первую очередь осуществлять проектирование и обеспечивать конструктивную работу.
Содержательный подход - это тот, который работает по схеме двойного, тройного, энного знания. Он ориентирован на постоянный выход за свои границы. Переход в незнаемое - вот что такое содержательный подход в отличие от формального, ибо формальный подход всегда консервирует знаемое, он всегда хочет остановиться на достигнутом... Работа организатора и управляющего есть всегда содержательная работа. Отсюда проблема развития.
Структура есть целостность сама по себе; сама структура и есть целостность, и она уникальна. Структура неразложима на части - процедура разложения вообще не может к ней применяться. Это «убийство», разрушение, уничтожение структуры. Теперь мы переходим к организованности. Здесь тоже - целостность. Но эта целостность имеет малое отношение к связям... Организованность делится на части... Организованность безразлична к наполнениям мест. Мы получаем конкретизацию разложения: организованность может просто резаться, делиться на части, а может разбираться особым образом.
Два следующих важных понятия: связи и отношения. Рассмотрим пример. Я говорю: Петр I выше Наполеона, длиннее. Скажите, между Петром и Наполеоном были какие‑нибудь связи? Никаких. Значит, когда я говорю «выше», - это не связь, это отношение. Отношения входят в умозаключения и характеризуются признаком транзитивности, переходности. Петр I выше Наполеона, Наполеон выше карлика - Петр выше карлика. А если я говорю, что я люблю Петра, а Петр любит Сидора, то это совсем не значит, что я люблю Сидора. Связи в принципе не транзитивны.
Организованность фиксирует отношения между элементами. Структура в противоположность этому является структурой связей. Реально мы всегда имеем дело с организованными структурами и структурированными организованностями. Разница между тем и другим в том, в какой последовательности что на что накладывается. Мы можем организовывать существующие, сложившиеся структуры - ведь реально структуры соответствуют процессам, а можем дополнительно структурировать существующие организованности.
Итак, основная работа организатора и управляющего - одна из основных работ - в этом и состоит. Он организует и организационно закрепляет через совокупность отношений сложившиеся структуры либо вводит в сложившиеся организованности новые структуры. При этом он каждый раз имеет в виду обеспечение тех или иных процессов. И ему и структуры, и организованности надо проецировать на процессы.
Все объекты, с которыми мы имеем дело, скажем, в оргуправленческой работе, - это всегда сложные объекты, имеющие процессуальный план, план функциональных структур, план организованностей материала и план собственно материала.
Но поскольку это разные типы содержания, постольку, говорим мы, для каждого из них нужны свой язык и свои схемы. Должен быть язык‑1 для процессов, в этом языке будут строиться схемы процессов; должен быть язык‑2, в котором будут строиться схемы функциональных структур; язык‑3 для схем организации материала и, наконец, язык‑4, в котором фиксируются схемы самого материала как объекта. И мы с вами фиксировали то важное обстоятельство, что системно наш объект будет представлен лишь в том случае, если все эти схемы будут определенным образом увязаны и соотнесены друг с другом. Только тогда мы будем иметь дело с реальной объективной системой, где процессы соответствуют функциональной структуре, функциональная структура - организованностям материала и сам материал соответствует всему этому. Тогда у нас будет живой, реальный объект - неважно, природный или деятельностный: организационно‑управленческий и т.д... А иначе у нас будет куча разрозненных проекций и планов.
Когда мы кладем асфальт, то мы определенным образом организуем процессы, канализируем, направляем их. Англичане делают так: они сажают газон в парках, люди ходят, протаптывают дорожки, потом через некоторое время протоптанную дорожку асфальтируют. Что здесь происходит? Я описал бы это так: сначала дают возможность процессуализировать материал, образуются естественные дорожки, после этого их организуют асфальтом. У нас же сначала организуется пространство, исходя из идей симметрии и еще каких‑то абстрактных принципов, а потом начинается борьба этой организации с соответствующим процессом.
Чем отличается хороший шахматист от плохого? И перед тем, и перед другим стоит доска с определенной конфигурацией шахматных фигур. Но при этом хороший шахматист видит там массу функциональных структур, а плохой - очень мало, только самые банальные.
Чем отличается хороший полководец от плохого? Тем, что при том же самом расположении подразделений он видит различные функциональные структуризации. Чем отличается хороший организатор строительства от плохого? Тем, что он на участке, на площадке, при одном и том же расположении механизмов и при имеющихся у него резервах, может моментально представить себе множество разнообразных функциональных структуризации и построить множество разных планов ведения работ.
А пока я сделаю такой вывод: функциональная структуризация есть один из важнейших моментов организационно‑управленческой работы, в особенности когда мы имеем дело с меняющимися ситуациями. И точно так же при решении проблем и задач умение правильно функционально структурировать становится основным качеством. Чем отличается тот, кто умеет решать сложные геометрические задачи? Вопрос всегда в том, как решающий увидит исходный материал задачи: то ли как совокупность треугольников, то ли как внутренние рамочные конструкции, или еще как‑то. Он каждый раз производит определенную функциональную структуризацию, вынимая и вставляя элементы.
Вот пришел новый начальник, что‑то резко сказал, резко кого‑то обругал. Это имеет огромное значение. Допустим, он и дальше применяет эту технику работы: обругал еще кого‑то, еще кого‑то. Что происходит? Ругань перестает иметь значение: произошел процесс старения.
Тайна системного анализа - не в том, чтобы иметь все эти варианты системного представления, а в том, чтобы ответить на вопрос: вот оно, мое строительство - так в виде какой полисистемы, с какими завязками, «зашнуровками» одних систем на другие я его представлю?
Мы привыкли свою оргуправленческую работу рассматривать как поддержание стабильного процесса. Но если вы рассматриваете оргуправленческую работу не как нормальный рабочий процесс, то тогда здесь нет сбалансированных механизмов, нормальных. Вам приходится, как организатору, руководителю и управляющему, все время поддерживать этот баланс за счет оргуправленческой деятельности. Вам передохнуть некогда.
Нас сейчас кормят баснями про то, что‑де введем мы ЭВМ и этим упростим решение задач и уменьшим число занятых людей. Это ерунда. Введение ЭВМ увеличивает число занятых людей. Но оно со временем даст нам возможность решать задачи, которых мы ранее не решали.
Представим, что организатор и управленец имеет дело со сложными объектами. Поскольку эти объекты захватываются им всегда в меру его «испорченности», «испорченности» его представлений, то сначала управление и руководство осуществляется поверхностно, а все остальное, что не захватывается управлением и руководством, живет собственной естественной жизнью. Есть граница между тем, что захвачено управлением и живет искусственно, и тем, что живет естественно. Когда у управленца появляются новые средства и методы, он может вычерпать ими новый слой, сделать это управление более эффективным. Потом - следующий слой. Причем, с моей точки зрения, он каждый раз управляет этим объектом, но только сначала по одному набору параметров, лежащих на поверхности, предоставляя все остальное естественному течению дел, а потом - по большему набору параметров. Внедрение новых средств, в том числе системного анализа, дает нам возможность управлять и организовывать конкретнее и по большему числу параметров.
Внедрение новых методов всегда связано с усложнением оргуправленческой системы. Что это нам дает? Это нам дает возможность делать то, чего мы не делали раньше, и не делать того, что мы делали до этого.
Мне однажды пришлось беседовать с известным кинорежиссером, резким в своих формулировках, и он мне выдал формулу, которой я сейчас люблю пользоваться. Он сказал так: попытка простого решения сложных проблем - это и есть то, что мы называем фашизмом... Каждый раз, когда мы пытаемся решать сложные проблемы простыми методами, мы всегда становимся на путь разрушения живого целого.
Тот, кто рассматривает знание как орудие или инструмент работы, низводит себя как человека до придатка этих орудий. Он говорит: дайте мне молоток, гвоздь и скажите, что и куда забивать. Дайте мне автомат, и чтобы он был надежным и простым - и я буду стрелять... Человек рассматривает себя как работягу. А это, между прочим, хотим мы этого или нет, означает - как наемника. Он - придаток к этому орудию, и его используют вместе с этим орудием или инструментом, они скреплены. Знание выступает как несущее определенный способ действия. Каждый такой способ действия развертывается в две способности: в способность действовать и в способность понимать.
Подавляющее большинство действий в кооперированных организованных структурах есть действия без понимания. И когда один становится носителем цели, а другие организованы на нижележащем уровне, то эти другие не только могут, но и обязаны действовать без понимания. В этом, кстати, смысл организации. Организация есть такая форма структурирования человеческого труда, при которой - хотим мы этого или нет - право и способность ставить цели и понимать смысл деятельности отнимаются у подавляющего большинства участников труда и узурпируются, присваиваются руководителем и управляющим.
Знание есть то, что меняет, трансформирует, делает другим, более сильным самого человека. Знание, говорю я, должно рассматриваться не столько орудийно и инструментально, сколько в отношении к способностям человека. Знающий человек, говорю я, не инструмент или орудие имеет, хотя это тоже есть. Человек, имеющий знание, за счет этого знания получает способ действия, превращающийся в его способность... Знание должно быть настолько сложным, чтобы сделать еще более сложными нас самих и поставить вровень со временем, с уровнем задач.
Люди постоянно поляризуются. Они поляризуют себя в силу своих установок. Один говорит: я хочу иметь простые средства, простые орудия, я буду брать то, что сделало человечество, дайте мне простые средства, я буду учиться их использовать. Другой говорит: человечество развивается, и я должен все время бежать наперегонки с ним, взять основные знания, включиться в этот процесс сотворения нового, участвовать в развитии того, что я получил.
Ситуаций, в которых человек действует, много. Их все заранее не предскажешь и не опишешь. Поэтому организация собственных действий должна быть во многом независима от конкретных особенностей ситуации. Организация собственных действий должна быть автономной от условий ситуации, как бы оторванной от нее. Нам, следовательно, нужны, по возможности, универсальные формы организации действий, т.е. такие, которые действовали бы всюду или по меньшей мере в широком круге ситуаций. Поэтому, чем более универсальным, чем более обобщенным является подход как средство организации собственных действий, тем он эффективнее. Значит, обобщенные подходы эффективнее по охвату числа ситуаций.
Но обобщенные подходы неудобны, поскольку они не схватывают конкретику ситуации. И я делаю важный вывод: подходы или способы (способы - более мелкие единицы, из которых подходы складываются) и человеческие способности (а они строятся во многом на базе рефлексии нашего опыта) всегда соотносительны. Скажем, чем конкретнее способности, тем обобщеннее может быть подход. Но принцип остается: любому человеку с любыми способностями нужно прежде всего самоорганизоваться, определить, что ему делать и как, в том числе в необычной, неопределенной, не полностью описанной ситуации. И для этого ему нужны способы и подходы. Нередко они выражаются в принципах. Принципы как раз и фиксируют действия - как действовать.

А.П.Зинченко, Послесловие к хрестоматии:

Методология - важное место в любой сфере деятельности. Она дает профессионалу инструментальное обеспечение, необходимое чтобы:

обобщить и подытожить то, что уже удалось освоить и осуществить;
выделить ошибки, проблемы и поражения для последующего анализа и проработки;
наметить основные направления дальнейших размышлений и разработки нового инструментария (с переходом к исследованиям и проектным разработкам).

Родоначальник разработок по описанию, нормировке и рационализации управленческой деятельности - Фредерик Уинслоу Тейлор. Он разработал простые и четкие предписания, в которых можно было учить рабочих правильно грузить песок, переносить чугунные болванки и т.п. Рабочие, исполняя предписания, начинали работать на порядок производительнее. А фигура менеджера, рационализирующего и организующего деятельность, стала набирать всемирно‑исторический авторитет. Используя высокий авторитет науки, Тейлор обозначил свое дело как научную организацию труда (НОТ), хотя фактически занимался тем, что сегодня называется разработкой методик и технологизацией деятельности.

Три типа подходов к содержанию подготовки:

передача предметно организованных знаний;
перенос опыта;
инструментализм.

Каждому подходу соответствует педагогическая технология (организационная схема), наиболее приспособленная для передачи данного содержания:

классно‑урочная система;
анализ случаев (case‑study);
игровое освоение инструментов.

Результат освоения предметных знаний в классно‑урочной технологии - многознание. Прошедший подготовку должен на экзамене ответить на вопросы типа что это такое? Назначение данного подхода и технологии - обеспечить массовость, сделать всех одинаковыми, повозиться с худшими, отсортировать лучших.

Сколько книжек про менеджмент ни читай - менеджером не станешь. В управленческой работе важны прежде всего не знания, но характер, воля, позиция и способ мысли и действия. Эти человеческие качества выращиваются и воспитываются в ситуациях борьбы и состязательности (в компании, организации, команде) и не подлежат передаче в виде знания. Управляющий практически всегда действует в условиях отсутствия знаний и информации, дефицита времени, борьбы с конкурентами, в неопределенной ситуации. Главное в его подготовке - накопить опыт прохождения максимального числа таких ситуаций («путь побед и поражений»).

Результат обучения в режиме «анализ случая» - накопление шаблонов успешного действования, которые можно попытаться применить в аналогичной ситуации. Прошедший подготовку должен продемонстрировать преподавателям понимание того, как они (управленцы из «случая») это делали.

Георгий Петрович Щедровицкий разрабатывал и развивал инструментальный подход в подготовке управленцев. Инструментализм построен на идее практической подготовки. Идея стара, принадлежит еще Аристотелю, подробно проработал ее американец Д. Дьюи. Главный принцип: учиться делая. Учебный процесс делания должен быть организован в форме разработки «проектов», максимально приближенных к реальности.

Так, освоение военного искусства построено на трех формах: штабных интеллектуальных играх; войсковых маневрах для проверки штабных схем; тренировках на всех уровнях армейской иерархии для исполнения людьми и техникой задуманных в штабе и проверенных на маневрах схем. Игра позволяет поставить людей (с использованием имитационных макетов) даже в такие ситуации, аналогов которым в практике или нет, или попасть в которые невозможно... Прошедший подготовку должен понимать - как это у меня получается. Получить ответ на этот вопрос внутри сферы ученичества нельзя. Нужны специальные испытания или подлинные «боевые условия». Только они позволяют «посмотреть на себя со стороны», оценить подготовку и поставить задачу на совершенствование.

В корпусе представлений, понятий, знаний методологии необходимо различать следующие группы инструментов управленца (в соответствии с типами выполняемых работ):

позволяющие видеть устройство деятельности: создавать схемы, которые позволяют фиксировать поле деятельности, происходящие процессы, траектории и действия групп людей и организаций, принимать решения и изменять положение дел;
позволяющие вести за собой других людей и определять их будущее (быть лидером). Вырабатываются, когда ученика ставят в ситуацию коллективной и групповой работы. Здесь проявляются те, кто уже имеет подобную способность или готов на себе ее вырастить;
обеспечивающие способность выделять из систем знаний те, что нужны для употребления в данном конкретном деле в данный момент;
позволяющие накапливать опыт, обучая других тому, чего не умеешь сам;
обеспечивающие готовность к деятельности: способность подчинить свое тело духу и заставить его действовать в соответствии с тем, что необходимо (а не так как хочется).

Главное отличие игрового инструментализма от иных подходов и технологий освоения управленческого мастерства состоит в том, что сюда встроена собственная «инструментальная мастерская». Иначе говоря, ученик, осваивающий этот подход, приобретает способность изготавливать необходимые ему инструменты по ситуации.

Для этого необходимо:

занять позицию «ученик»;
научиться работать с арсеналом управленческих идей, схем, инструментов, которые наработало человечество:

понимать принципиальное устройство и границы употребления инструментов управленческой мыследеятельности:

Схема многослойна и развернута вдоль оси времени. Слои снизу вверх обозначают места:

для практико‑методических описаний управленческой деятельности - Ситуации принятия решений и Накопления опыта;
для опытов схватывания сути управленческой деятельности в теоретических моделях и конструкциях - Деятельность;
для корпуса категорий и понятий, организующих управленческое Мышление; кроме того, схема предоставляет возможность любых по форме исторических описаний и реконструкций.