Шабри Саймонс Невидимая горилла

Шабри К., Саймонс Д., Невидимая горилла или история о том, как обманчива наша интуиция, Карьера Пресс, М. 2011:

 

 

Шесть повседнев­ных иллюзий оказывают глубокое влияние на жизнь человека: иллюзиях внимания, памяти, уверенности, знаний, причинно-следственной связи и потенциала. Под иллюзиями по­нимаются искаженные представления о собственной психи­ческой деятельности, которые не просто ошибочны, но и опасны.

Официальная биография на его веб-сайте начинается следующими словами: «Ни один скрипач нашего времени не пользуется таким вниманием публики, как Джошуа Белл». Однажды утром в пятницу, в самый час пик, Белл взял свою скрипку Страдивари, стоимость которой превышает три мил­лиона долларов, и отправился на станцию метро L'Enfant Plaza в Вашингтоне (округ Колумбия). Он расположился между входом и эскалатором, развернул свой футляр для сбора пожертвова­ний, предусмотрительно бросив в него несколько монет и банк­нот, и начал исполнять сложные классические произведения. Концерт длился 43 минуты. За это время в нескольких шагах от него прошли более тысячи человек, и лишь семь из них остано­вились, чтобы послушать музыку. Если не считать 20 долларов, которые пожертвовал один узнавший его прохожий, Белл смог собрать за свою работу только 32 доллара 17 центов… Беспокоились, что вы­ступление известного скрипача может привести к нарушению общественного порядка.

Эксперимент наглядно демонстрирует, что, концентри­руя зрительное или слуховое внимание на конкретной задаче (в данном случае на том, чтобы добраться до работы), человек, как правило, не замечает неожиданных событий (в данном слу­чае виртуозного скрипача) до тех пор, пока основная задача не будет решена.

Перед рентгенологами стоит крайне сложная задача. Им ча­сто приходится просматривать большое количество снимков за один раз, и, как правило, они пытаются найти определенную проблему - перелом кости, опухоль и т. д. Они не способны рас­смотреть каждый миллиметр снимка, поскольку концентриру­ют внимание лишь на его важнейших аспектах, подобно тому как участники эксперимента с гориллой сосредотачивались на подсчете передач, совершенных игроками одной из команд. Из- за ограниченности внимания им сложно заметить те аспекты снимка, которые они не готовы увидеть. .... Однако пациенты исходят из того, что рентгенологи обязаны замечать любое от­клонение на медицинском снимке независимо от того, ожидают врачи его увидеть или нет.

Хотя наши предки, вероят­но, страдали от такой же ограниченности в познании мира, в менее сложном мире было меньше того, что нужно было вос­принимать. Не так много объектов или событий требовали мгновенной концентрации внимания. Научно-технический прогресс подарил нам множество устройств, которые все чаще поглощают наше внимание, оставляя нам все меньше времени на раздумье. Пути нервной системы, по которым передаются сигналы для зрительного аппарата и функции контроля внима­ния, предназначены для пешеходных скоростей, а не для ско­ростей автомобиля. Во время пешеходной прогулки задержка в несколько секунд перед осознанием неожиданного события, как правило, не приводит к каким-либо последствиям. За рулем автомобиля даже десятая доля секунды может стать фаталь­ной, если не заметить неожиданного события мгновенно. При управлении автомобилем промедление даже в одну десятую секунды при встрече с неожиданностью может стоить челове­ческой жизни. Последствия невнимательности усугубляются высокими скоростями, ведь любая задержка в восприятии про­исходящего умножается большой скоростью.

Техника может помочь нам в преодолении своей ограни­ченности, но только в том случае, если мы признаем, что и возможности технических средств далеко не безграничны. В некотором смысле мы склонны распространять собствен­ную иллюзию на средства, которые используем для борьбы с ограниченностью внимания. Только осознав пределы своих возможностей, мы сможем извлекать пользу из технических средств, расширяя с их помощью эти пределы.

Находясь под действием иллюзии памяти, мы предполагаем (до тех пор, пока не получим доказательство обратного), что наши воспоминания, представления и поступки согласуются друг с другом и остаются устойчивыми с течением времени. В самый разгар общенационального траура после убийства пре­зидента Кеннеди был проведен один социологический опрос: две трети респондентов заявили, что на выборах 1960 года они голосовали за Кеннеди хотя в действительности тот одержал победу с небольшим перевесом. По крайней мере некоторые из этих людей изменили свои воспоминания о том, как они го­лосовали тремя годами ранее, вероятно для того, чтобы при­вести их в соответствие с положительными чувствами по отно­шению к погибшему лидеру.

Эмоциональные события, например теракты 11 сентября, чаще оставляют в памяти четкие, живые воспо­минания, независимо от того, насколько они точны. Остере­гайтесь воспоминаний, которые сопровождаются сильными переживаниями и яркими деталями, - при всей своей яркости такие воспоминания могут оказаться искаженными, а осо­знать такое искажение очень сложно. К сожалению, люди постоянно используют яркость и эмо­циональность в качестве индикатора точности; по этим при­знакам они судят, насколько можно доверять собственной па­мяти. Не менее важен и тот факт, что люди судят о точности чужих воспоминаний в зависимости от степени уверенности, которую проявляет вспоминающий.

Если бы врач поставил вам диагноз и назначил лечение по справочнику, разве бы вас это не встревожило? Такая реакция вполне естественна. Ведь все мы склонны считать, что компе­тентный врач должен быть уверен в себе, а при виде сомневаю­щегося доктора у нас невольно возникают мысли о возможном судебном разбирательстве за неквалифицированное лечение. Мы считаем уверенность достоверным признаком профес­сионализма, хорошей памяти и глубоких познаний.

В большинстве сфер деятельности и даже на большинстве конкурсов и состязаний такой объек­тивности вы не обнаружите. Вы не найдете оценочной шкалы, с помощью которой можно было бы сравнить себя с другими водителями, коммерческими директорами, учителями или родителями. Даже в таких профессиях, как юриспруденция и медицина, нет однозначных методов для выявления лучших. Из-за отсутствия четких критериев для оценки способностей мы очень легко переоцениваем свое мастерство. Лишь в шах­матах существует математически объективная, общедоступная рейтинговая система, которая обеспечивает достоверные и точные данные о классе игрока (так в шахматах называют про­фессиональные способности) по сравнению с другими шахма­тистами. Эти данные постоянно обновляются и отображаются в численном виде. Все участники турнира знают, что каждая победа в турнирном матче повышает их личный рейтинг, а каждое поражение снижает его. Сыграв вничью с более силь­ным соперником, игрок также набирает очки, в то время как ничья с более слабым соперником приводит к их потере. Ин­формация о рейтинге является общедоступной…

Как подметил Чарльз Дарвин, «невежество всегда обладает большей самоуверенностью, чем знание».

Мы привыкли считать, что хо­рошие результаты в той или иной деятельности являются след­ствием наших высоких способностей, в то время как ошибки- это «случайность», «оплошность» или результат не зависящих от нас обстоятельств. Свидетельства, которые противоречат этим заключениям, мы стараемся не замечать.

Когда человек только начинает овладевать новым навыком, уровень его мастерства низок, а са­мооценка, напротив, часто завышена - уверенность в своих си­лах так и бьет через край. По мере улучшения навыков уверен­ность продолжает расти, но уже более медленными темпами, и постепенно, при достижении достаточно высокого уровня, степень уверенности начинает соответствовать реальному ма­стерству (или, по крайней мере, становится более адекватной ему). Чрезмерная уверенность в своих способностях наиболее опасна не в тот момент, когда мы уже достигли высот в каком- либо деле, а когда мы еще недостаточно квалифицированны.

Представьте себе ложное чувство консенсуса и уве­ренности, которое овладевает всей командой, когда один за другим все соглашаются с предположением босса, имеющего право первого голоса. Хотя с помощью тайного голосова­ния каждому члену команды может быть предоставлена воз­можность высказать свое независимое и беспристрастное мнение, свободное от каких-либо внешних воздействий, на практике это происходит крайне редко. Сам принцип, когда участников сводят в одном месте для совместного размышле­ния над определенной проблемой еще до того, как они приш­ли к самостоятельному заключению, почти исключает веро­ятность выработки коллективного решения, в котором было бы учтено мнение и вклад каждого участника. Решение будет следствием групповой динамики, личностных конфликтов и других социальных факторов, которые не имеют никакого отношения к реальным знаниям членов коллектива и источ­никам этих знаний.

Китинг признает, что уверенность играет важную роль в ме­дицине. «Врачи должны быть достаточно уверены в себе, что­бы правильно взаимодействовать с пациентами и с другими людьми, например с медсестрами... В реанимационном отде­лении, где все решается в считаные секунды, а пациент пребы­вает в шоковом состоянии, я добиваюсь, чтобы все говорили ровным и спокойным голосом». Пациенты склонны доверять врачам, возможно, даже больше, чем следовало бы, и такое до­верие укрепляет уверенность врача в своих силах. Китинг так говорит об этом: «Когда люди идут к врачу, они часто уверены в том, что он способен принимать за них правильные реше­ния. Однако эта вера лишена всяких научных оснований. Ре­шению врача они доверяют больше, чем своему собственному. А в этом кроется серьезная проблема, поскольку такое отноше­ние побуждает врача скрывать от пациента, что ему известно, а что нет. В вас начинает играть самолюбие, и вы хотите, что­бы люди продолжали считать вас всезнающим».

В медицине все направлено на то, чтобы уверенность ни­когда не оставляла врачей. Их специально учат общаться с пациентами уверенным тоном.

Пациенты относятся к докторам скорее как к жрецам, обладающим пророческим даром, а не как к обычным людям, которые могут и не быть такими всезнайками, которых они из себя изображают. Такое идолопоклонство ободряет врачей и придает им больше уверенности в себе. Но ситуация стано­вится опасной, если уверенность перестает соответствовать реальным знаниям и способностям человека. Как отмечает Китинг, «хладнокровие и невозмутимость - то, к чему мы все должны стремиться, но добиваться этого мы должны за счет развития своих навыков. Кроме того, всегда должен оставать­ся определенный элемент сомнения, чтобы процесс обучения не прекращался ни на минуту. По-прежнему многое в нашей профессии заставляет нас быть скромными». Врачи должны уметь слушать, признаваться в своем незнании и учиться у сво­их пациентов. Но не всем удается уберечься от излишней уве­ренности.

Неза­висимо от того, кто задает вам вопросы, рано или поздно вы доходите в своих объяснениях до такого момента, когда уже не можете ответить на следующее «почему». У большинства людей познания в той или иной области настолько поверх­ностны, что порой они исчерпывают их уже после первого во­проса. Мы сознаем, что ответ существует, и чувствуем, что он нам должен быть известен, но в действительности пребываем в блаженном неведении относительно ограниченности соб­ственных знаний.

В отличие от уни­таза или велосипеда сложная система имеет гораздо больше элементов, взаимодействующих друг с другом, и, даже зная, как функционируют ее отдельные части, очень сложно пред­сказать общее поведение системы. Масштабные и инноваци­онные инженерно-технические сооружения, например зда­ние Сиднейского оперного театра или Большой Бостонский туннель, являются классическими примерами таких сложных систем.

В истории архитектуры можно найти массу случаев, когда строительные работы оказывались более сложными и дорого­стоящими, чем ожидали проектировщики, а также бизнесмены и политики, по инициативе которых эти работы затевались. Бру­клинский мост, строительство которого велось с 1870 по 1883 год, обошелся вдвое дороже, чем планировалось первоначаль­но. Сиднейский оперный театр был спроектирован в 1959 году по заказу австралийского правительства. Автором проекта был датский архитектор Йорн Утсон, который работал над ним в те­чение шести месяцев в свободное время. Согласно оценке, про­веденной в 1960 году, его стоимость должна была составить 7 млн австралийских долларов. Однако к моменту завершения строи­тельства счет возрос до 102 млн. (Еще 45 млн долларов требуются для воплощения всех замыслов, предусмотренных первоначаль­ным планом Утсона.)

Альберту Эйнштейну приписывают следующий совет: «Все следует упрощать до тех пор, пока это возможно, но не более того».

Бесчисленное количество публикаций свидетельствует о массовом спросе на простые мо­дели, ведь они легко усваиваются и применяются на практике, внушая инвесторам ложное чувство понимания.

Ми­ровая финансовая система является, вероятно, самой сложной системой, которую только можно себе представить. Ведь она зависит от ежедневных решений миллиардов людей, а решения эти, в свою очередь, основаны на представлениях о том, каки­ми знаниями обладают (или не обладают) разные инвесторы. Каждый раз покупая акции определенной компании, вы исхо­дите из того, что они недооценены на рынке. Такой покупкой вы, по сути, заявляете, что более точно оцениваете будущую стоимость акций, чем большинство других инвесторов.

Порой сложно определить, насколько наши упрощенные модели соответствуют реальным характеристикам сложных систем, но зато легко ответить на три вопроса: 1) насколько хо­рошо мы понимаем упрощенные модели; 2) насколько нам из­вестны внешние элементы, концепции и понятийный аппарат сложной системы; и 3) насколько много мы знаем о сложной системе и насколько доступна такая информация. Зная ответы на эти три конкретных вопроса, мы полагаем, что понимаем систему в целом, но такое необоснованное заключение может привести к самым неприятным последствиям.

Когда сведения неинфор­мативны, они создают благоприятную почву для иллюзии зна­ния. В действительности большинство краткосрочных колеба­ний в курсах акций никак не связаны с долгосрочной нормой доходности и поэтому не должны влиять на инвестиционные решения (конечно, если вы не вкладываете деньги, которые могут понадобиться вам в ближайшем будущем). При оценке долгосрочных характеристик инвестиционного объекта боль­шой объем информации порой отрицательно сказывается на общем понимании. Как это ни парадоксально, но, согласно ре­зультатам исследований, участники, чаще всего получающие обратную связь о краткосрочных рисках, имеют самое слабое представление о долгосрочной доходности.

Массовое распространение финан­совой информации, начиная от кабельных новостных каналов до веб-сайтов и деловых журналов, способствует формиро­ванию обманчивого ощущения, что мы понимаем рыночные механизмы. В действительности мы лишь владеем большим объемом информации о текущем состоянии рынков, прошлых тенденциях и субъективных представлениях других людей о том, куда все движется, но все это еще не является гарантией точного прогноза.

 

Не получая моментальной обратной связи в ответ на допущенные ошибки, гораздо сложнее прогрессировать в своем деле – будь то фотография, психология или бизнес.

 

Восприятие мира сквозь призму ожиданий, сколь бы разумными они ни были, может приводить порой к негативным последствиям.

Согласно описанию на Amazon.com, вы получите следующие преимущества.

«Хотите насладиться самым чистым цифровым звуком, который вы когда-либо слышали на многоканальном DVD- или CD-проигрывателе? Тогда приемник для домашнего кинотеатра с выделенным кабелем AK-DL1 от Denon - это то, что вам нужно. Кабель, изготовленный из меди высокой очистки, эффективно устраняет негативные эффекты от вибрации и стабилизирует передачу цифрового сигнала, за­щищая его от таких негативных явлений, как дрожь и рябь. Защитная оболочка кабеля изготовлена из медного сплава с содержанием олова, а изоляция выполнена из фторполи- мерного материала, который отличается повышенной те­плостойкостью, устойчивостью к атмосферным воздействи­ям и противоизносными свойствами. Скругленный корпус защищает разъем от деформации и разрушения, а стрелки указывают направление для соединительного кабеля».

Очевидно, данный продукт находит своих покупателей, однако, как указывают комментаторы из Amazon.com, не имеет значения, какой кабель использовать для передачи цифрово­го сигнала - этот или самый обычный кабель Ethernet, который можно купить в дешевом магазинчике в двух шагах от дома. Вряд ли кто-то объяснит нам, что такое «дрожь» и «рябь», как влияет вибрация на поток символов 0 и 1 и каким образом фторполимеры могут предотвращать износ. Из нескольких сотен пользователей, оставивших комментарии на Amazon, сот, большинство откровенно высмеивает этот продукт, а пять наиболее популярных пользовательских тегов говорят сами за себя - «шарлатанство», «обдираловка», «пустая трата денег», «деньги на ветер» и «беспредел» [500 долларов вместо 5].

В сознании людей успешный инвестор - это не тот, кто тщательно страхует свои риски и следит за тем, чтобы распре­деление средств между различными активами и использование заемных средств адекватно отражали уровень неопределен­ности. Успешный инвестор - это человек, который не боится делать смелых шагов, тот, кто рискует всем и выигрывает. Ил­люзия знания настолько глубока, что мы слишком благосклон­но относимся к тем людям, которые какое-то время действуют удачно, одерживая одну победу за другой, но затем заходят слишком далеко и все теряют.

Наш разум склонен находить смысл в чем-то устойчивом и повторяющемся - в паттернах (устойчивых и повторяющихся схемах и закономерностях.), уста­навливать причинные связи между случайными, внешне не­зависимыми фактами и заключать, что предыдущие события являются причиной последующих.

Восприятие паттернов играет огромную роль в нашей жизни, а уровень мастерства во многих профессиях почти полностью зависит от способности быстро распознавать широкий ряд значимых паттернов. Врачи обращают внимание на сочета­ние симптомов, образующих определенный паттерн, чтобы найти причину заболевания, поставить диагноз, выбрать стра­тегию лечения и предсказать исход.

Тренеры бейсбольных команд расставляют игроков на поле с учетом наиболее вероятных траекторий полета мяча, а питчеры корректируют свою подачу на основе паттернов, ко­торые они замечают в движениях бьющего. Все мы используем способность к обнаружению паттернов, даже если не сознаем этого.

Такие исключительные способности к обнаружению пат­тернов часто приносят нам пользу, позволяя делать заключе­ния за несколько секунд (или даже миллисекунд), в то время как на сложные логические расчеты у нас уходили бы минуты или целые часы. Но, к сожалению, они могут вводить нас в за­блуждение, порождая иллюзию причинно-следственной связи. Иногда мы выдумываем несуществующие паттерны, а иногда не замечаем того, что есть на самом деле. Независимо оттого, существует повторяющийся паттерн или нет, когда мы его за­мечаем, мы легко делаем вывод, что он возник в результате определенной причинно-следственной связи. Когда эта функция действует слишком усердно, то мы обнаруживаем лица в кондитерских изделиях, выявляем тенденции в изменении курса акций и устанавливаем другие взаимосвязи, которых нет в реальности или которые имеют совсем иной смысл, нежели тот, что мы в них вкладываем.

Большинство людей интуитивно считают, что специалисты рассматривают целый ряд возможных объясне­ний и диагнозов, не ограничиваясь несколькими вариантами. Но признак истинной компетентности - это не способность рассматривать широкий диапазон вариантов, а умение отсеи­вать то, что не имеет отношения к делу.

Статистика и социальные науки ищут более разумные способы для того, чтобы собрать и проа­нализировать связи между факторами, что позволяет выявлять истинные причинно-следственные отношения. Но единствен­ным способом - повторяем единственным способом, - с помо­щью которого можно точно проверить наличие причинно- следственной связи, является эксперимент. Без эксперимента мы не можем быть уверены в том, что связь - это не случайное стечение обстоятельств.

Исследование могло бы пока­зать, что люди, на протяжении всей жизни питающиеся овоща­ми, отличаются более крепким здоровьем, чем те, кто ест мень­ше овощей... но они не могут предоставить доказательства, что именно потре­бление овощей является причиной здоровья (или что лучшее здоровье приводит к тому, что люди едят овощи, например). И потребление овощей, и здоровье могут быть связаны третьим фактором, например, благосостояние может позволить людям более вкусные, свежие продукты и прекрасное медицинское обслуживание.

В отличие от наблюдения в эксперименте определенным образом и непрерывно меняют один фактор, так называемую независимую переменную, чтобы выяснить, как он влияет на другой фактор - зависимую переменную.

Склонность умалчивать об альтернативных способах до­стижения результата ради цельного повествования свойствен­на многим популярным книгам для деловых людей. Почти в каждой книге, где раскрываются ключевые факторы успеха компании, от «В поисках совершенства» до «От хорошего к вели­кому», авторы допускают одну и ту же ошибку: они отбирают только те компании, которые достигли высоких результатов, а затем анализируют их деятельность. Но при этом они не пы­таются выяснить, а не придерживались ли такого же образа действий компании, потерпевшие неудачу.

В бестселлере Малькольма Гладуэлла «Переломный момент» рассказывается, как фортуна удивительным образом повернулась лицом к произ­водителю старомодной обуви Hush Puppies. Его туфли неожи­данно стали последним писком моды. По мнению Гладуэлла, успех Hush Puppies объясняется тем, что его продукция была замечена представителями модной субкультуры, которые при­влекли всеобщее внимание к этой торговой марке и породили на нее настоящий ажиотаж. Автор справедливо отмечает, что на обувь Hush Puppies царил ажиотаж. Однако заключение, что именно он стал причиной успеха, сделано задним числом, а не выведено путем эксперимента. В действительности нет ника­ких данных, которые бы ясно указывали на связь между ажио­тажем и успехом компании. Чтобы установить даже простой факт зависимости, не говоря уж о причинно-следственной свя­зи, нам нужно было выяснить, сколько других компаний похо­жего типа добивались стремительного взлета без какого-либо ажиотажа, а сколько компаний создавали подобный ажиотаж, но не смогли преуспеть. Только тогда мы можем строить пред­положения о том, является ли ажиотаж причиной успеха, или речь идет об обратной связи (сам успех привел к ажиотажу), или же одновременно действуют обе зависимости, образуя «добродетельный» цикл.

Мы воспринимаем последовательность событий как протяженный во времени процесс, когда одно событие порождает другое. Поэтому нам сложно понять, что практически во всех случаях один и тот же результат можно объяснить несколькими взаимосвязанными причинами или факторами.

Как отмечают Чип и Дэн Хит в своей занимательной книге «Сделано, чтобы при­липать», истории из жизни людей лучше запоминаются и доль­ше хранятся в памяти, чем абстрактные данные. Они цитируют слова матери Терезы: «При виде толпы у меня опускаются руки. И лишь при виде человека я начинаю действовать». Реальные истории по определению более убедительны, чем статистиче­ские данные. Вероятно, это объясняется эффектом повествова­ния, который лежит в основе таких историй; они гипнотически воздействуют на нас, подчиняя своей власти.

Опыт конкретного владельца автомоби­ля, особенно его негативные чувства, вызывает определенный эмоциональный отклик, в то время как статистические данные о тысячах людей оставляют нас безучастными. Впечатляют, убеж­дают и остаются в памяти лишь те истории, которые побуждают нас к сопереживанию.

Мы склонны обобщать отдельные примеры, распространяя их на весь человеческий род, и такие заключения гораздо лучше откладываются в нашей памяти. Мы запоминаем отдельные примеры, а не статистические данные и средние величины. И это объясняет, почему истории кажут­ся нам такими привлекательными. Наш мозг формировался в таких условиях, при которых всю информацию мы получали путем непосредственного восприятия или из уст людей, к ко­торым испытывали доверие. Наши предки не имели доступа к огромным массивам данных, статистическим выкладкам и экспериментальным методам. Мы были вынуждены учиться на конкретных примерах, а не на совокупной информации о том, как действуют люди в тех или иных ситуациях.

Если вы уверены в том, что видели говорящую свинью своими глазами, то никакие научные доказательства того, что свиньи не умеют говорить, вас не убедят.

Даже при наличии неопровержимых научных до­казательств и статистических данных, взятых из исследований с участием сотен тысяч людей, один случай из реальной жизни может оказать несоразмерное влияние на наши представления.

К сожалению, когда опыт другого человека вызывает у нас сопереживание, мы теряем способность крити­чески оценивать информацию, которую этот опыт несет в себе. Кроме того, мы лучше запоминаем эту информацию. На подоб­ном эффекте основаны многие рекламные кампании.

В науке существует надежный способ для отбраковки необоснованных заключений - определить, можно ли воспроизвести результаты исследования, на основе которых было сделано заключение. Реальные истории не накапливаются так, как это происходит с материалом крупных научных исследований. А научное обра­зование помогает определять, каким источникам можно дове­рять, а каким - нет.

Авторы бизнес-книг редко выясняют, сколько обанкротив­шихся компаний следовало тем идеям, которые они пропаган­дируют, или сколько компаний добилось успеха с помощью дру­гих стратегий.

Человеку сложно признать, что обнаруженная им связь ил­люзорна, а отказаться от реальных историй в пользу научных и статистических данных еще сложнее. Вероятно, главным при­знаком влиятельности таких гипотез, основанных на отдель­ных случаях, являются эмоции, которые они вызывают у людей.

Мы рассмотрели три механизма, посредством которых дей­ствует иллюзия причинно-следственной связи. Во-первых, мы ищем закономерное в случайном и предсказываем будущие события на основе повторяющихся паттернов. Во-вторых, мы устанавлива­ем причинно-следственные связи между событиями, происходящими в одно и то же время. Наконец, в-третьих, мы склонны считать, что если за одним событием следует или должно последовать другое, то более раннее событие является причиной последующего. Иллюзия причинно-следственной связи очень глубоко укоренена в нас. Человек отличается от других приматов своей способностью выводить причинно-следственные связи. Даже маленькие дети понимают, что когда один предмет ударится о другой, то тот начнет двигаться.

Мы без особых проблем выстраиваем причинно-следственные связи; пробле­ма заключается в том, что мы склонны находить связи там, где нам это наиболее выгодно.

Тест на воспроизведение цифрового ряда - с его помощью выясняется, какое максимальное количество цифр способен удержать человек в краткосрочной памяти, чтобы повторить их в прямом или обратном порядке. Этот тест тесно связан с общим уровнем интеллекта: чем вы умнее, тем более длинный ряд цифр сможете воспроизвести в обратном поряд­ке.

Эффект Моцарта тесно связан с ил­люзией потенциала. Все мы хотим стать умнее, а эффект Мо­царта убеждает нас в том, что для этого достаточно слушать классическую музыку. Подзаголовок книги Дона Кэмпбелла «Эффект Моцарта» является прямым обращением к иллюзии: «Музыка, исцеляющая тело, укрепляющая разум и раскрывающая творческий дух». Мы уже упоминали о том, что 40% людей по-прежнему ве­рят в эффект Моцарта, и это несмотря на полное отсутствие научных доказательств.

Рекламщики умело пользуются нашей любовью к бы­стрым решениям, желанием отыскать чудесную панацею, кото­рая бы избавила нас от всех проблем. Несколько минут игры в день, и вы сможете быстрее вспоминать нужное слово или имя, преодолеете ограниченность собственной памяти и чудесным образом омолодите свой мозг.

Даже в таких играх, как шахматы, где у мастеров за годы практики формируется в голове целая «база данных» из всевозможных комбинаций и ситуаций, элита представлена в основном молодыми игроками. В настоящее время толь­ко трое из пятидесяти лучших игроков мира старше сорока лет, а примерно двум третям из них от двадцати до тридцати лет.

Старый конь борозды не портит, но ему требуется больше сил и времени, чем молодым лошадям.

Мы должны с подозрением относиться к любым простым решениям сложных проблем и не спешить тратить деньги, когда нам обещают развитие навыков без каких-либо усилий.

Если говорить психологическим языком, то высокую скорость при обработке информации мы склонны воспринимать как признак того, что информация обрабатывается в значительном объеме, на глубоком уровне, с высокой точностью и мастерством. Однако отсутствие уси­лий при анализе информации еще не означает отсутствие ил­люзии. Например, извлечение воспоминаний о тех или иных событиях почти всегда дается нам без особого труда. Мы ощу­щаем, насколько легко дается нам эта задача, но не замечаем всех искажений, которым подверглись наши воспоминания уже после того, как они отложились в памяти. Такие искаже­ния происходят в тех скрытых областях психики, куда не про­никает наше сознание. А затем внешнюю легкость, с которой мы оживляем в памяти прошлые события, мы принимаем за признак точности, полноты и неизменности воспоминаний. Легкость играет похожую роль в наших представлениях о вос­приятии, внимании, уверенности, знаниях и многих других психических процессах.

В последние годы психологи предположили, что большин­ство мыслительных процессов можно разделить на два типа: быстрые и автоматические, с одной стороны, и медленные и рефлексивные - с другой. Оба процесса вносят свою лепту в формирование повседневных иллюзий. Быстрые, автомати­ческие процессы, которыми сопровождается восприятие, па­мять и осмысление причинно-следственных связей, обладают серьезными ограничениями. Причем эти ограничения приво­дят к более существенным последствиям в тех случаях, когда наши способности более высокого уровня, в большей степени связанные с рефлексией и абстрактным мышлением, не заме­чают искажений и не вносят необходимых поправок. Иными словами, люди, говорящие по телефону за рулем автомобиля, чаще попадают в аварии не только из-за ограниченности вни­мания, но также из-за неспособности замечать это ограниче­ние в момент, когда оно возникает.

Все, с чем мы соглашаемся и во что мы верим на ин­туитивном уровне, вытекает из наших коллективных предпо­ложений и знаний, при этом интуиция автоматически влияет на наши решения, не требуя от нас ни малейшей рефлексии. Именно интуиция заставляет нас переоценивать способность к концентрации внимания, а также точность и достоверность воспоминаний; именно под ее влиянием мы принимаем уве­ренность за признак компетентности и преувеличиваем уро­вень собственных знаний; из-за нее мы находим причинно- следственные связи в случайном стечении обстоятельств и простых корреляциях, а также считаем, что наш мозг скрывает в себе огромные резервы, которые можно легко освоить. Но во всех этих случаях наши интуитивные представления оши­бочны, и если мы будем слепо следовать им, то можем лишить­ся благополучия, здоровья и даже жизни.

Анализ эффективнее интуиции, когда наше сознание имеет доступ ко всей необходимой информации. В таких случаях анализ способен дать новую информацию, которая помогает в принятии более правильного решения.

Новые технологии кажутся перспективным средством борь­бы с повседневными иллюзиями. Ведь в истории можно найти немало примеров того, как технологии помогали нам преодо­левать ограниченность собственного разума. Например, по­явление письменности позволило людям сохранять информа­цию о прошлом в более точном и полном виде, чем раньше, когда они полагались только на память и устное предание. Изобретение вычислительных машин уменьшило количество ошибок, которые мы допускали из-за ограниченной способно­сти производить математические действия в уме. А как дорого обходились нам эти ошибки!

Подобные нововведения сыграли огромную роль в повыше­нии производительности труда и качества жизни. Однако они помогают справляться только с ограниченностью наших ког­нитивных систем, но не с иллюзиями, которые их окружают.

Суще­ствует еще один способ нейтрализовать субъективные сужде­ния — перестроить окружающую среду таким образом, чтобы свойственные нам ограничения перестали играть сколько- нибудь значимую роль. Иными словами, если бы нам были известны пределы собственного познания, то мы смогли бы обезопасить себя от последствий ошибочных интуитивных представлений путем изменения внешних условий жизни.

Наши психические системы, отвечающие за быстрое познание, от­лично справляются с проблемами, ради решения которых они и были сформированы в ходе эволюции. Однако сегодня мы живем в гораздо более сложных культурных, социальных и тех­нических реалиях, чем наши предки. Во многих случаях интуи­ция плохо приспособлена к решению задач, которые ставит перед нами современная жизнь. Подумайте дважды, прежде чем довериться интуиции и пренебречь рациональным анали­зом, особенно если речь идет о важных вопросах. Критически относитесь к людям, утверждающим, что интуиция — это пана­цея от всех проблем, возникающих при принятии решений.

Вы будете знать, что уверенность — это просто личностная черта людей, а не при­знак их знаний, хорошей памяти или способностей. Вы пере­станете переоценивать свои знания о том или ином предмете и научитесь проверять уровень своего понимания, прежде чем путать поверхностное знакомство с истинным знанием. Вы не будете устанавливать причинно-следственные связи лишь на основании того, что одно событие следует за другим или происходит с ним одновременно. Вы научитесь скептически относиться к заявлениям о том, что потенциал мозга можно раскрыть с помощью простых средств, и в то же время будете знать, что при помощи обучения и тренировки можно добить­ся высот в любом деле.