Кобяков Андрей - Финансы как воровство

Отказ от моральных принципов ведет мировую экономику к катастрофе

 

МОРАЛЬНАЯ ЦЕНА «ПЕРЕВЕРНУТОЙ ПИРАМИДЫ»

 

В последние десятилетия все экономические кризисы зарождались непременно в финансовой сфере, хотя их негативные последствия отнюдь этой сферой не ограничивались. Это не случайность, не простое совпадение. Впервые за свою историю человечество оказалось в ситуации, когда финансовые активы (во всех их разновидностях) в сотни раз превосходят объем реальной экономики, то есть производимых благ - товаров и услуг. Экономика обрела совершенно ненормальные пропорции «перевернутой пирамиды», когда ее надстроечная, обслуживающая, виртуальная часть довлеет над базовой, производственной, реальной. И произошло это не само собой, а в результате сознательного «реформирования» мировой финансовой системы, причем в сторону непременного увеличения выгод «реформаторов», осуществляющих свой контроль

над всей этой финансовой системой.

 

Тот, кто контролирует «мировой печатный денежный станок», то есть эмиссию мировой валюты, а также механизмы ее рециклирования, может произвольно менять через инфляционные процессы стоимость денег, может по своему усмотрению открывать, а иногда и закрывать краник инвестиций, рулить финансовыми потоками, вызывать банкротства банков, корпораций, отраслей, а иногда и целых национальных экономик. С помощью этих механизмов можно перераспределять собственность. Но что такое в данном случае «умное» научное выражение «перераспределение собственности»? Что это означает на языке простых бытовых понятий, если снять шелуху «научности»? Это воровство, присвоение чужого.

 

С другой стороны, контроль над «печатным станком», контроль над мировой «алхимической лабораторией», производящей ничем не обеспеченные «деньги из воздуха», позволяет целым странам жить не по средствам, расплачиваясь за свое сверхпотребление бумажными долговыми расписками (облигациями - государственными и не только), без всякой возможности когда-либо в будущем расплатиться по собственным долгам. А что такое брать в долг, зная, что не сможешь этот долг отдать? На нормальном человеческом языке это также означает: воровство. И эти избранные нации паразитируют на других странах, перераспределяя в свою пользу (иными словами, присваивая) результаты чужого труда.

 

Еще одной стороной гипертрофированного развития финансовой сферы стало всеобщее помешательство на биржевой игре, на валютных спекуляциях, на крайне рискованных и сомнительных денежных операциях в надежде на обогащение, которое никак не связано с собственными созидательными усилиями. Более того, в основном это игра с «нулевой суммой», когда выигрыш одних - это просто проигрыш других. Иначе говоря, в самой этой системе вообще никто ничего не созидает. Это «экономика глобального казино». Она сама по себе безнравственна, поскольку никак не отражает справедливого распределения доходов «по труду», по полезным результатам, по вкладу во всеобщее благосостояние, а напротив, прямо этому принципу противоречит. Но есть в этой системе особо порочная страта - те институты, которые получают свой барыш во всех случаях, неважно выигрываете вы или проигрываете. Эти банки и финансовые компании получают свои комиссионные вознаграждения только лишь за то, что допускают желающих к этой азартной игре. Они «содержат заведение».

Они напрямую обогащаются на эксплуатации человеческого порока алчности. Рекламируя повсюду свои рынки и возможность неслыханно обогатиться, они постоянно, во все возрастающих масштабах, отнимают у граждан их честно заработанные денежки, перераспределяя в свою пользу общественное богатство. Что такое по сути указанное «перераспределение», мы уже знаем.

 

ЭКОНОМИКА И ХРЕМАСТИКА

 

Еще Аристотель предложил различать два понятия: «экономику» и «хремастику». Первое означает богатство как совокупность полезных вещей, второе - богатство как накопление денег. «Экономике» в аристотелевском понимании близко соответствует русское понятие «хозяйство», то есть обусловленная целесообразностью совокупность различных благ, произведений человеческого труда, необходимых для обеспечения жизни, деятельности, досуга. Экономика не есть вещь в себе, она функциональна в том смысле, что является вторичной по отношению к высшим целям социума, служит материальному

обеспечению и достижению этих целей. Это активное освоение «земли», данной человеку Богом природы, с благими целями, то есть во имя обеспечения расширенного («плодитесь и размножайтесь!») производства рода человеческого. Хремастика же есть лишь погоня за прибылью как таковой, независимо от способов ее получения. Это эксплуатация низменных и пагубных страстей и пороков человека - стремления к неправедному обогащению («от трудов праведных не наживешь палат каменных»), культа наживы, стремления к показной роскоши и к доминированию над другими себе подобными.

 

И восточное христианство и традиционное западное христианство (католицизм), равно как и ислам, всегда негативно относились к тем моделям хозяйственной жизни, которые в действительности во главу угла ставят хремастику. И в Писании, и в Священном Предании мы встречаем однозначное порицание стяжательства, духа торгашества, несправедливого обогащения, манипулятивного перераспределения богатства в свою пользу, превращения денег в эффективное орудие доминирования, власти, закабаления и эксплуатации.

 

Современный финансовый капитализм есть производная эпохи ссудного процента, хотя и не тождествен ей. Сама эпоха ссудного процента стала возможной лишь в результате произошедшей в XVI веке европейской Реформации и появления порожденной ею пуританской этики. Первоначальное накопление, легитимация в массовом сознании и резкое повышение общественного статуса ссудно-банковской и торгово-посреднической деятельности уже содержали в себе корни современных пороков. Но именно пуританская этика все еще служила системой сдержек и противовесов, требовала морального оправдания и обоснования общественной полезности этой деятельности.

 

Однако в последней трети XX - начале XXI веков произошел новый кардинальный сдвиг. И пуританская, и более традиционная этика были окончательно отброшены за ненадобностью как ненужный «атрибут прошлого», как анахронизм и пережиток. Экономическую теорию объявили «позитивной наукой», свободной от каких-либо нравственных оснований, а экономическую практику - чисто рациональной эгоистической деятельностью, свободной от каких-либо моральных ограничений. Циничные казуисты изобрели даже соответствующий слоган: «Нравственно то, что экономично». Одновременно деньги и финансовые активы окончательно отвязали от каких-либо твердых ценностей (отмена золотого стандарта).

 

В результате система обрела новую сущность. Эпоха финансового капитализма ознаменовала радикальный переход мировой экономики в качественно новое состояние: виртуальное подменило собой и подчинило себе реальное. Приобретая самодостаточную и довлеющую над остальной экономикой сущность, деньги становятся «орудием дьявола». Они меняют баланс в системе целей и ценностей общества и отдельного индивидуума, меняют мотивацию жизни с творческой, креативной, созидающей, на потребительскую, карьерно-ориентированную, порождают нравственный релятивизм и моральную индифферентность («деньги не пахнут»), ведут к укреплению пороков (насилия, воровства, обмана и мошенничества), закрепляют несправедливость как принцип «мира сего».

 

Влезая по уши в схемы по «управлению капиталом», в якобы «инвестиционные» и спекулятивные операции, человечество оказывается все больше во власти «слепого случая», «фатума», «игры судьбы», отказываясь от разумной организации жизни в согласии с собственными же, веками подтвердившими свою истинность высокими принципами Правды, Долга, Чести и Справедливости.

 

Не утруждая себя необходимой рефлексией и поступая таким образом, человечество вполне закономерно толкает себя к катастрофам, к глобальным финансовым потрясениям, ибо дьявол - «обезьяна Бога», он не способен к созиданию, а последовательно ведет только к разрушению, манит к обрыву и смерти.

 

СТАРЫЕ МЕХИ И НОВОЕ ВИНО

 

Старые нормативы и представления о рациональной организации экономики и, в частности, международной финансовой системы, вошли в острое противоречие с новой реальностью. В разгар мирового «азиатского» кризиса 1997-1998 годов много говорилось, в том числе устами ключевых мировых политиков, о назревшей необходимости перестройки «архитектуры мировых финансов».

 

В апреле 1998 года этот вопрос обсуждался даже в рамках совместной сессии МВФ и Всемирного банка. Однако, как и следовало ожидать, на сессии было много сказано, но никаких судьбоносных решений принято не было. Все идеи «укрепления основ мировой финансовой архитектуры» свелись к призыву усилить ответственность стран за отказ или несвоевременное предоставление информации о своем финансово-экономическом положении. (Осмыслению этой темы, что называется, «по горячим следам», была посвящена моя программная статья «Кейнс на сессию МВФ не приехал»,

опубликованная в журнале «Эксперт» №16 за 1998 год.)

 

А ведь в ходе подготовки сессии развивающиеся страны (особенно пострадавшие от «финансового цунами») настаивали на разработке механизмов предотвращения и противодействия масштабным оттокам капитала, способным мгновенно спровоцировать финансовый кризис. Они также призывали создать схемы, по которым в период кризиса банки развитых стран вместе с частными заемщиками и правительствами стран-реципиентов капитала несли бы солидарную ответственность и сообща делили тяготы и издержки, связанные с кризисом. Руководители некоторых стран поговаривали даже, что настало время для новой Бреттон-Вудской конференции. Но тщетно. А через год об идеях реформирования системы мировых финансов уже и не вспоминали, и вся «перестройка финансовой архитектуры» осталась в области благих пожеланий. И в господствующей экономической теории, и в политике продолжает безраздельно господствовать «либеральный фундаментализм».

 

«Либеральные ортодоксы», как и пару столетий тому назад, считают рынок идеальной саморегулирующейся системой. Между тем, при современной олигополистической структуре рынок из саморегулирующейся системы, функционирующей во благо всех, превратился в вотчину мощных финансовых групп. А устаревшие принципы, на которых была построена система нерегулируемого рынка, превратились в инструменты манипулирования рынком, и мощные экономические субъекты, обладающие колоссальной рыночной властью, сознательно и умело пользуются ими. Действия этих новых рыночных сил объективно приводят к резкому увеличению амплитуды колебаний, что рано или поздно разрушает всю систему. Наделенные мощными рычагами воздействия власть имущие субъекты рынка оказываются недостаточно дальновидными - раскачивая лодку, они рискуют потонуть вместе с ней.

 

Считалось, что рынок в условиях свободно плавающих валютных курсов лучше, чем кто-либо, определит действительные соотношения стоимостей валют. Именно рынок, при условии, что никто не может манипулировать им в своих корыстных целях, сможет учитывать множество фундаментальных и конъюнктурных факторов, влияющих на соотношение валютных курсов, и будет реагировать на них немедленно.

 

Однако развитие виртуальной части рынка (всего семейства производных финансовых инструментов - фьючерсов, опционов и пр. и пр.) достигло масштабов, в десятки и сотни раз превосходящих реальные операции с активами. Ежедневный объем операций с валютой достиг астрономической суммы в 3,5 трлн долларов в сутки. В год это (с учетом выходных и праздничных дней) составляет порядка 700 трлн долларов, что более чем в десять раз превышает годовой объем мирового валового продукта. Таким образом, только примерно 2-3% от объема валютных обменов имеют рациональное содержание (обслуживание внешнеторговых операций), остальная - львиная - доля приходится на чистые спекуляции, на азартную игру в

глобальных масштабах, в которую втянуты миллионы «искателей удачи». Из инструментов, призванных уменьшать локальные риски, деривативы превратились в один из мощнейших факторов системного риска всех мировых финансов. Валютный рынок превратился в гигантский тотализатор.

 

При этом резко возросли влияние и рыночная власть профессиональных валютных спекулянтов. По оценкам МВФ, всего полдюжины крупнейших спекулятивных фондов при помощи банков, которые, как показывает опыт, всегда рады этим клиентам, могут аккумулировать до 900 млрд долларов для нападения на конкретную валюту. Мощь атак фондов Джорджа Сороса на фунт стерлингов в 1992 году и спекулятивных атак на валюты стран АСЕАН в 1997-м показала, что валютный рынок стал объектом манипуляций.

 

Другой принцип - свободного перемещения капиталов - предполагал, что рынок обеспечит эффективность всей системы потоков капитала. Инвесторы, в поисках наиболее выгодного помещения своих средств, тщательно анализируя потенциальные прибыли и риски, будут способствовать наиболее рациональному размещению капитала и подъему общей эффективности всего мирового хозяйства. Но появление «горячего капитала» портфельных инвестиций, мечущегося по всему свету и готового в любой опасный момент покинуть страну, нарушило работу системы.

 

Попадая на небольшие рынки развивающихся стран, этот «горячий капитал» захватывает там доминирующие позиции, определяя динамику котировок. Менеджеры фондов, управляющие этим капиталом, умело разогревают конъюнктуру на иностранных рынках, а затем снимают сливки, распродавая активы. Операцию при желании можно повторять многократно. Таким образом, «горячий капитал» заинтересован в раскачке рынков, чем он и занимается повсеместно. Структура мирового фондового рынка все более обретает черты олигополии, и у крупнейших инвестиционных банков и фондов, большей частью американских, появляется возможность манипулировать рынком. Не случайно именно США с конца Второй мировой войны последовательно лоббируют идею полной либерализации мировой финансовой системы и снятия ограничений на трансграничные перетоки капитала.

 

Однако, вливая новое вино в старые мехи, можно добиться только того, что либо вино скиснет, либо под напором брожения молодого вина старые мехи разорвет с таким треском, что мало никому не покажется.

Таким образом, объективно старую систему нужно менять - нужны «новые мехи для нового вина». Но пока старые механизмы обеспечивают финансовым элитам власть над миром, рассчитывать на «добровольность» реформ не приходится. В ключевых странах необходимость реформ признают только тогда, когда удар придется по ним самим. Правда, последствия такого удара могут оказаться катастрофическими.

 

А пока реальность продолжает двигаться в направлении, противоположном желаемому. Смертельно опасный цирковой аттракцион продолжается. Вместо ужесточения рационального контроля над мировыми финансами предлагается все тот же либеральный рецепт «решения проблем»: дерегулирование.

«Невидимая рука рынка» опустошает карманы законопослушных граждан

 

ИСКУШЕНИЕ ДЕРЕГУЛИРОВАНИЕМ

 

Дерегулирование (и прежде всего в финансовой сфере) стало настоящим бичом человечества на исходе XX века и в начале нового тысячелетия. Опыт последних десятилетий со всей убедительностью доказал, что финансовое дерегулирование ничего общего с более рациональной организацией экономической жизни, жизни социума не имеет. Напротив, дерегулирование и его последствия имеют отчетливую антисоциальную природу. Оно иррационально, контрпродуктивно, катастрофично.

 

Реальность выявляет все более острую противоречивость идущих процессов дерегулирования и вывода из-под эффективного общественного контроля важнейших отраслей экономики. Так, дерегулирование финансового сектора в начале 1990-х годов породило «экономику казино» и все рыночные эксцессы, которые привели к краху фондового рынка и стали прологом кризиса глобальных финансов. Дерегулирование же энергетического рынка способно парализовать базовую отрасль экономики и вызывать катастрофические перебои в снабжении потребителей энергией. В условиях отсутствия многих ранее действовавших запретов у компаний появляется страсть к супердоходам на основе все более рискованных спекуляций.

 

В 2001 году мир потрясло феерическое банкротство энергетической компании Enron. На своем пике в 2000 году акции Enron стоили более 100 долларов за штуку, а сама компания входила в семерку самых крупных корпораций США по показателю оборота и валового дохода. А в ноябре 2001 года (через три месяца после начала громкого скандала) за акцию компании не хотели давать и 25 центов, то есть они оказались дешевле заурядной почтовой марки. В течение как минимум четырех лет компания скрывала свои грандиозные убытки, переводя все убыточные операции на сотню специально с этой целью созданных карманных фирм, а инвесторам демонстрировала потрясающую «прибыльность». «Эффективные менеджеры» и «креативные инженеры от бухгалтерии» получали многомиллионные зарплаты, премии и бонусы от акционеров (на общую сумму, исчисляющуюся несколькими миллиардами долларов), однако в соответствии с действовавшим в корпорации правилом, рядовые служащие, чьи средства на пенсионных счетах были вложены в акции компании, не имели права продавать свои акции до выхода на пенсию. В результате катастрофического падения котировок акций - за период с августа 2000-го по декабрь 2001 года акции Enron подешевели более чем в 350 раз! - эти пенсионные активы, чья стоимость доходила в лучшие времена до 1,2 млрд долларов, практически полностью испарились. И еще в десятки раз больше потеряли другие инвесторы-акционеры Enron.

 

В свое время президент Enron Джеффри Скиллинг заявил, что для того чтобы быть преуспевающей, компании необходимо освободиться от «твердых» активов (производственных зданий, машин и оборудования), так как они-де связывают наличность, которую можно с гораздо большей прибыльностью прокручивать в торговых операциях. После этого Enron практически перестала заниматься производственными проектами, став огромной трейдинговой платформой, которая торговала всем чем угодно: от контрактов на поставку электроэнергии до траффика в высокоскоростных сетях для передачи больших объемов данных, от компьютерных чипов до рекламного пространства.

 

По удачному выражению одного аналитика, Enron уже давно представлял собой не энерготрейдера, а «спекулятивную финансовую компанию с газовой трубой сбоку». Реальная экономика становится заложником виртуальных финансов. Может ли 1 килограмм орехов весить 10 килограммов? Может, если их взвешивать на планете Нептун. Некоторые специалисты предполагают, что именно на этой планете, похоже, Enron вела свои бухгалтерские книги. Если верить финансовым отчетам Enron, валовый доход компании вырос с 13,3 млрд долларов в 1996 году до 100,8 - в 2000-м. Таким образом, среднегодовые темпы роста за этот период составили 57%! Это даже больше, чем у флагмана «новой экономики» компании Cisco Systems, у которой эти темпы составляли 41%. При численности персонала на конец 2000 года в 19 тыс. человек валовый доход, приходившийся на одного служащего, составлял в Enron 5,3 млн долларов. Это в три раза больше, чем в элитном инвестбанке Goldman Sachs, в восемь раз больше, чем в Microsoft, в 11 раз больше, чем в Citigroup, в 19 раз больше, чем в IBM! Такое стало возможно в лишь результате того, что по используемым методам учета Enron «кардинально» отличалась от других корпораций. Проще говоря, речь идет о грандиозном бухгалтерском мошенничестве.

 

А что же аудиторы? Куда они смотрели? Безнравственность и алчность заразительны. Аудитором Enron была компания Andersen - одна из «четверки» крупнейших мировых аудиторских фирм. По мере раскручивания скандала стало известно, что аудиторы Andersen сознательно замалчивали финансовые преступления Enron (в свою очередь совершая должностное преступление) И все из-за того, что, являясь внешним аудитором Enron, фирма Andersen получала также многомиллионные заказы от Enron на оказание консалтинговых услуг.

 

А проверяющие органы? Где были они? Здесь уже налицо схема связи с политикой. Корпорация Enron была одним из крупнейших политических лоббистов и, в частности, самым щедрым спонсором всевозможных избирательных кампаний видных членов Республиканской партии. И одним из самых крупных получателей вспомоществований от Enron являлся близкий друг президента Буша сенатор от штата Техас Фил Грэмм. Любопытный факт: его жена Венди Грэмм в свое время была председателем Комиссии по торговле товарными фьючерсами. В 1993 году возглавляемая ею комиссия вывела операции со срочными контрактами в области электроэнергетики из сферы федерального контроля и регулирования. И всего через пять недель после этого г-жа Грэмм сменила работу, оказавшись... в кресле члена совета директоров Enron и став одним из руководителей комитета по внутреннему аудиту корпорации. Есть еще вопросы?

 

Дерегулирование порождает разгул алчности, вызывая к жизни все новые мошеннические схемы, питая коррупцию. Воровство растет, как злокачественная опухоль, ведя социально-экономический организм к смерти. Да, на многое скандал с банкротством Enron пролил свет. Кого-то посадили, кто-то «потерял лицо» и заодно деловую репутацию. В некоторых частных вопросах с корпоративной отчетностью был наведен порядок. Конечно, при очень большом желании можно было бы увидеть в деле с корпорацией Enron «торжество справедливости», но только в том случае, если бы случай этот был единичным. Крайне наивно полагать, что только Enron в таких масштабах занимался махинациями с цифрами и сознательным искажением своих финансовых показателей. Проблема заключается в том, что мы имеем дело с углубляющимся процессом «энронизации» экономики, когда финансовые махинации в крупнейших мировых корпорациях становятся своего рода «нормой»: Enron, Xerox, Cisco, WorldCom, Parmalat, UBS, ЮКОС, «Мечел» - далее везде.

 

Скандал вокруг Enron имеет знаковый характер. Это не только приговор отвязному десятилетию 1990-х, с его финансовыми пирамидами и рулеточной экономикой. Это еще и символ незаметно наступившего виртуального будущего, где все - лишь одна видимость: политики, играющие роль защитников общественного блага, аудиторы, имитирующие финансовую проверку, регулирующие органы, делающие вид, что осуществляют контроль, статистика прибылей, скрывающая громадные убытки, фондовые аналитики, лукаво убеждающие инвесторов, что их рекомендации бескорыстны и объективны. Расцвет воровства, ханжества и лицемерия.

 

ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ В ПРЕИСПОДНЮЮ

 

Идущий сейчас в США кризис - продолжение все той же сказки про дерегулирование и ослабление контроля. Любопытно, что и подобрать-то определения к нынешнему кризису трудно. На первых порах это был кризис малоликвидных и высокорисковых ипотечных кредитов низкого рейтинга надежности (subprime mortgages). Довольно быстро кризис распространился на целое семейство связанных с ипотекой деривативов и сложных кредитных инструментов. Затем начался кризис доверия и банковской ликвидности: из ипотечного кризис стал банковским, кредитным. Затем последовало практическое банкротство пятого по величине в США инвестиционного банка Bear Stearns, спасать который бросились и ФРС, и американское казначейство, и крупная финансовая группа JPMorganChase. Параллельно аналогичные спасения финансовых структур пошли в Великобритании, ежедневное впрыскивание многомиллиардной наличности стал осуществлять Европейский центробанк. «Вдруг» стало очевидно, что в разряд потенциальных банкротов могут перейти и еще более крупные финансовые группы - настоящая элита и основа мировой финансовой системы. Проблемы с «докапитализацией» стали решать такие финансовые монстры, как Goldman Sachs, Merrill Lynch, Morgan Stanley и Citigroup, ища средства у государственных фондов Китая, Сингапура, арабских стран и привлекая их просто на позорных для себя условиях. Знать, дела обстоят и впрямь скверно.

 

Прямые убытки различных частных финансовых институтов, даже по самым скромным подсчетам, составили полтриллиона долларов за прошедший год, но, похоже, при ближайшем рассмотрении они окажутся многократно выше. Между тем ипотечная составляющая кризиса стала вновь нарастать. Банкротства и задержки с выплатой ипотеки стали уделом не только заемщиков с «плохой кредитной историей», но все больше становятся участью вполне кредитоспособного среднего класса.

Только за последний год в США число домов, назначенных к продаже с молотка в счет непогашенных ипотечных кредитов, более чем удвоилось. Миллионы семей оказались перед реальной перспективой выселения и дальнейшей жизни на улице. Продажи как новых, так и старых домов продолжают катастрофически снижаться, цены на недвижимость падают, пробивая бреши как в благосостоянии домохозяйств, так и порождая все новые проблемы у банков-кредиторов, работавших с ипотечными клиентами.

 

А совсем недавно рынок потрясла страшная по возможным последствиям новость о нарастающих проблемах крупнейших ипотечных агентств - так называемых Fannie Mae и Freddie Mac, причем не исключается возможность их банкротства. Указанные компании обеспечивают финансирование примерно половины всех ипотечных кредитов в США, на их счетах гарантии и обязательства по ипотечным кредитам на сумму больше 5 трлн долларов, поэтому их банкротство способно привести к полной остановке жилищного кредитования как такового, а следовательно, и жилищного строительства. О возможных убытках инвесторов, которые вкладывали свои средства в облигации указанных агентств (а в них содержится, к примеру, немалая часть российского стабфонда), лучше и не думать.

 

Долгие годы и даже десятилетия американские власти хвастались этими федеральными агентствами, поскольку предложенный механизм их деятельности практически сводил к нулю риски всех участников сделок по ипотечному кредитованию в Америке. В механизме обеспечения ипотечного кредитования и обеспечения финансирования жилищного строительства в США Fannie Mae и Freddie Mac играют исключительную роль. Они выкупают ипотечные обязательства у банков, связывают эти обязательства в «пулы», диверсифицируя таким образом локальные риски, выпускают на сумму этих обязательств облигации, продают их инвесторам, а на вырученные средства совершают весь цикл снова. Таким образом, именно эта деятельность обеспечивает постоянный приток кредитных источников в банки на нужды ипотеки. Заметим, что само создание указанных агентств было инициировано конгрессом США и изначально за ними стояло государство в качестве

последнего гаранта. Именно в силу этого те облигации, которые в огромных объемах выпускали указанные организации, имели высший инвестиционный рейтинг надежности и пользовались неизменным успехом у наиболее консервативных институциональных инвесторов (банки, страховые компании, пенсионные фонды, правительственные инвестиционные фонды разных стран и т.п.) по всему миру.

 

Однако в последние годы мода на дерегулирование коснулась и их. Были отпущены вожжи контроля, а самим корпорациям было указано, что они должны коммерциализироваться и впредь ориентироваться на получение как можно более высокой прибыли - естественно, на радость частным акционерам, а как же еще. Однако решение о коммерциализации ипотечных агентств Fannie Mae и Freddie Mac противоречит самой сути их создания и существования как гарантов устойчивого инвестиционного процесса в секторе строительства жилой недвижимости в США. А схема накачки «пузыря» и развития последующего кризиса в основе своей все та же: дерегулирование - усиление порочной алчности - склонность к принятию все больших рисков всеми участниками рынка - безответственность - крах.

 

Падение объемов строительства и кредитные проблемы уже вызвали рецессию в экономике США. На американском фондовом рынке идет падение котировок и господствуют «медвежьи» настроения. Бумажные активы обесцениваются, инвесторы бегут от них в «спасительные гавани», в том числе на товарные рынки. В результате цены на все биржевые товары взлетели до небес, сталкивая мировую экономику в состояние стагфляции, чреватую перерасти в полномасштабную глобальную депрессию. Уже поговаривают, что нынешний кризис не имеет аналогов в истории, и не только в качественном отношении, но и по своим масштабам.

 

Все применяемые до сих пор меры (впрочем, и все предлагаемые) пока сводятся к увеличению скорости работы мирового (долларового, прежде всего) печатного станка. Бен Бернанке, еще в бытность его второй по значимости фигурой в Федеральной резервной системе при «великом и ужасном» Алане Гринспене, любил успокаивать инвесторов во время финансовых неурядиц весьма специфическим образом: в случае «нехватки ликвидности» для борьбы с кризисом он обещал  «начать сбрасывать деньги с вертолета» (throw money from helicopters) - в неограниченных масштабах. Получивший кличку «Мистер Геликоптер», Бернанке, теперь уже на посту главы ФРС, осуществляет ту же линию. Как мы выяснили выше - обесценивая деньги, фактически грабя их владельцев, «перераспределяя» средства в пользу наиболее аморальных и безответственных субъектов мировой экономики. Воровство, как и было сказано.

 

Да, возможно, удастся найти какие-то меры государственной поддержки несчастных домовладельцев в США, спасти миллионы от бездомного будущего, залатать какие-то дыры, но система в целом с каждым годом становится все более порочной. И именно по отношению к системе как к целому никаких серьезных, кардинальных мер по ее рациональной реорганизации не просматривается пока вообще.

 

Борьба с финансовым пиратством как предпосылка возрождения деловой культуры

 

ВЕСТЕРНИЗАЦИЯ СТАРОГО СВЕТА

 

Бесспорно, что мировым эпицентром дерегулирования и насаждения все более аморальных и хищнических норм в сфере бизнеса выступают США. Правда, деловая этика в этом государстве в силу исторических особенностей формирования страны всегда имела много общего с этическими стандартами героев вестерна. Но в последние годы американская деловая идеология стала предметом экспорта. В том числе в страны Старого Света, для которого до сих пор подобная идеология была чужда.

 

Даже если часть этих принципов и применялась в некоторых европейских странах, их всегда ограничивал встроенный в систему сложный комплекс моральных сдержек и нравственных противовесов. Именно стремлением противостоять разрушительным антиобщественным тенденциям, заложенным в культе безграничной свободы, вызвана своеобразная система социальных институтов Европы. Часть этой системы - и европейская деловая этика, и корпоративная культура, и концепция социального партнерства. И все это находится сейчас под угрозой разрушения.

 

Много шума десять лет назад вызвала в Германии история одного враждебного корпоративного поглощения: компания Krupp вознамерилась скупить своего более крупного конкурента корпорацию Thyssen. Особую пикантность истории придавало то скандальное обстоятельство, что профинансировать «пиратский набег» вызвался банковский пул, в состав которого входили крупнейшие немецкие банки Deutsche Bank и Dresdner Bank. Дело в том, что оба банка были акционерами Thyssen и имели своих представителей в совете директоров компании. Позиция банков оказалась, мягко говоря, сомнительной. Ведь входя в правление Thyssen, банки должны были отстаивать его интересы, а не интересы конкурента. Руководство Thyssen тогда обвинило Krupp в применении методов «дикого Запада». Это обвинение поддержали многие политики и представители делового сообщества Германии, где случаи враждебного поглощения чрезвычайно редки. С протестами выступили рабочие обеих компаний. Скандал оказался настолько громким, что посредником между концернами пришлось выступить имевшему высокий моральный авторитет в германском обществе главе земли Северный Рейн-Вестфалия Иоханнесу Рау, и только после его вмешательства стороны согласились сесть за стол переговоров.

 

Корпоративное рейдерство стало активно развиваться и во Франции. Центральной фигурой здесь стал Франсуа Пино. Во Франции очень многое значит само понятие «старый капитал» - своего рода финансовая аристократия. А у аристократии и поведение подчеркнуто аристократичное. Есть и свои освященные традицией правила игры. Но многое говорит о том, что все более агрессивный «новый капитал» эти правила меняет.

Сын провинциального лесничего, бросивший школу в шестнадцать лет, Пино сколотил огромный капитал, энергично скупая контрольные пакеты акций недооцененных компаний и затем перепродавая их. Комментаторы свидетельствуют: в компаниях-конгломератах Пино отбирал самые ценные активы, перепродавая их втридорога. На остальных предприятиях оборудование и станки продавались как металлолом, сами предприятия закрывались, а сотрудники переходили в разряд безработных. Доходы от спекуляций Пино направил на приобретение диверсифицированных активов, управляемых его холдинговыми

компаниями. С годами аппетиты Пино только росли, и жертвами враждебного захвата собственности становились все более крупные финансовые объекты, стоимостью уже в десятки миллиардов долларов.

 

Если раньше реакция общественного мнения на все эти события была бы вполне предсказуемой и однозначно негативной, то теперь лишь некоторые политические деятели и профсоюзные активисты рискуют выступать с критикой «финансового пиратства». Все это говорит о произошедшем сдвиге во французской деловой культуре, где скупка акций конкурирующей компании более не рассматривается в качестве запретного приема, как это было всего лишь пару десятилетий назад. Во французских газетах запестрили передовицы, в которых с восторгом констатируется появление «англо-саксонской Франции».

 

Изменения коснулись и поведенческих установок менеджеров. В Европе наиболее важным общественно признанным символом успеха в бизнесе традиционно служил рост оборота, а не прибыль. Однако бурное развитие европейских фондовых рынков за последние годы поставило во главу угла рост котировок акций, увеличение дивидендов и прибыли компаний. И объясняется это во многом тем, что американские институциональные инвесторы фактически заказывают музыку на европейском фондовом рынке.

 

Стали перениматься из США и схемы оплаты труда, и вознаграждение высшего менеджмента. Все большее распространение получают премии, которые выплачиваются управляющим, если котировки акций и дивиденды растут. Одна из форм вознаграждения - предложение управляющим крупных опционов акций этой же компании. Внедрение этой формы уже сильно критикуется в самих США, поскольку опционы часто используются высшим менеджментом для необоснованного увеличения своего вознаграждения, достигающего порой поистине астрономических цифр. (Выше я приводил пример с менеджментом компании Enron). Но это не единственный недостаток подобных схем.

 

Инвестирование из прибыли в развитие производства и проведение широкомасштабных НИОКР может привести к ухудшению показателей чистой прибыли на одну акцию или дохода на капитал в краткосрочном плане. Но так как вознаграждение управляющих зависит как раз от этих показателей, то они начинают блокировать капиталовложения. Таким образом, перенимаемые у США схемы вознаграждения приводят к снижению стимула к капиталовложениям. А недоинвестирование может иметь самые печальные последствия.

 

Кроме того, привилегированный, почти закрытый характер схем вознаграждения с использованием опционов демотивирует рабочих. Согласно проведенному международному исследованию отношения рабочих к своему труду, опционная схема вознаграждения менеджеров стала одной из причин того, что рабочие Великобритании оказались самыми недовольными среди всех стран Европы.

 

Вестернизация европейского бизнеса - уже свершившийся факт. С одной стороны, динамизм, присущий этой модели, необходим инертной Европе. Но с другой стороны, свойственный этой модели последовательный социал-дарвинизм (выживает сильнейший) создает режим, объективно благоприятствующий крупному частному капиталу. Это разрушает многослойный характер европейской экономики, в которой в качестве стабилизирующего элемента традиционно выступают средние и мелкие семейные фирмы. Может быть подорван и десятилетиями достигавшийся компромисс между трудом и капиталом - основа общественного согласия. В перспективе это чревато фактической ликвидацией европейской социал-демократической модели государства всеобщего благосостояния.

 

АПОСТОЛЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО АМОРАЛИЗМА

 

Агрессивные рейдерские захваты собственности, все более беззастенчивое присвоение чужого становятся «нормальными» в благополучной Европе, давно уже не знавшей ни революций, ни крупных социальных катаклизмов. Что уж тогда говорить о качестве «бизнес-культуры», взросшей в России, ведь в нашей стране несколько раз за столетие полностью пересматривались «устаревшие и прогнившие» моральные устои. В условиях нравственного смятения и отсутствия четких ориентиров, да еще и в эпоху безвластия деловая этика не могла не обрести черты «экономического беспредела».

Дерегулирование на Западе и мутировавшая западная бизнес-культура плюс российская этика «экономического беспредела» - вот поистине гремучая смесь для подрыва традиционных нравственных основ всей мировой экономической системы.

 

Вот даже и Джордж Сорос назвал построенный в России капитализм «бандитским», полагая его этические основы абсолютно негодными. Но уж тут «чья бы корова мычала». Не могу не присоединиться к словам обозревателя The Washington Post, обращенным в адрес Дж. Сороса (правда, по иному поводу): «При всем моем уважении, не мог бы мистер Сорос, пожалуйста, заткнуться». (With all due respect, would Mr. Soros, please, shut up.) Сказано грубовато, в нарочито местечковой манере, но по сути верно.

 

Сколотивший все свое многомиллиардное состояние на финансовых спекуляциях, причем имеющих явный запашок манипулирования рынками, совершая рейдерские налеты уже даже не на компании, а на финансовые системы суверенных стран, Сорос обрел репутацию благородного «филантропа», жертвующего часть своих средств, полученных в результате успешных пиратских рейдов на «поддержку науки и гражданского общества» (а на деле просто на подкуп удобных политиков и либеральной интеллигенции) в обворованных им странах.

 

Обыкновенный карточный шулер, хотя и в масштабах глобальных финансов, становится «гуру», примером для подражания, объектом культового внимания, олицетворением успеха. Он задает планку «профессионального стандарта» и создает своеобразную философию «жизненного успеха». Его биография и его книги становятся матрицей, которая уже воспроизводит (и будет воспроизводить) поведенческие установки «новых Соросов» или по крайней мере «соросенков» - его духовных отпрысков, готовых к «покорению финансовых морей» и к «колонизации финансовых пространств», руководствуясь беспринципностью, циничной алчностью, инстинктами хищника.

 

Посредством прессы, телевидения, усилиями биографов и многочисленных восторженных комментаторов уже происходит своего рода канонизация «апостолов князя мира сего». Это не только Джордж Сорос, но и Майкл Милкен, Марк Рич, Джулиан Робертсон, Франсуа Пино... А ранее Ротшильды, Варбурги, Карнеги, Рокфеллеры, Могран... Все более редкие критические замечания в их адрес становятся почти неразличимыми на фоне апологетики, культа «финансовых гениев», восторженного обожания толпы, основанного одновременно на зависти и на желании «быть как они». Основой массовой реакции становится

не отрицание, не порицание, не отвращение, а именно зависть («они были безнравственны - и им сопутствовал успех», «им повезло - может повезти и мне»). Эта страшная логика, являющаяся закономерным итогом безнаказанности преступления и духа примиренчества со злом, сама по себе суть важнейший симптом тяжелой, запущенной, хронической болезни общества.

 

НЕ АМПУТАЦИЯ, А ИНТЕНСИВНАЯ ТЕРАПИЯ

 

В отличие от некоторых наиболее радикально настроенных экспертов, я далек от мысли, что в современном обществе можно вообще отказаться от механизмов ссудного процента и от финансовых рынков. И потому не призываю к этому.

 

Идея в другом: необходимо жестко контролировать эти операции, сознательно регулировать норму прибыли частных институтов в этой сфере; где возможно - не допускать создания таких частных институтов, а заменять их соответствующими государственными; менять форму получения прибыли данными институтами, заменяя простое взимание процента на участие в прибыли от инвестиционных проектов и т.п. Абсолютно необходимо ограничить реальную глобальную власть финансовых институтов, всеми мерами способствовать осуществлению примата национального суверенитета и социальных целей общества над частными интересами этих структур.

 

Необходимо глобальное скоординированное наступление всех здоровых заинтересованных сил против «креативного финансового инжиниринга», а попросту говоря все более изощренных новых форм финансового пиратства, надувательства и мошенничества. Причем необходимы прорывы в этой области на деле, а не на словах. Одними лишь незначительными надстроечными изменениями мировой финансовой системы (типа «повышения информационной прозрачности» и других подобных казуистических упражнений) здесь не обойдешься. Необходим не чисто декоративный ремонт, призванный только произвести желаемый PR-эффект, а ремонт капитальный. Предполагающий кардинальную перестройку всей финансовой системы на общепонятных и общепринятых принципах морали, справедливости, рационального созидания и общего блага.