Игорь Чурдалев
Живем вторую жизнь
Игорь Чурдалев, 42 года, директор Нижегородского творческого фонда «Речь», член Союза российских писателей. Жена - домохозяйка, дочь (в этом году она пойдет в школу) коллекционирует куклы «Барби» и учится играть на виолончели.
Поколению 40-50-летних представлять Игоря Чурдалева излишне. Он не просто поэт, а в некотором смысле символ своего времени и своего поколения. Во времена, когда очень ценилось тридцатилетнее сидение за одним столом, он успел побывать монтажником кабельных линий связи и художником-конструктором, матросом и водолазом, механиком по ремонту пишущих машинок. Не думаю, что это было серьезно. Всегда и везде он оставался Игорем Чурдалевым - нервным, немножко эстрадным, но всегда думающим и кожей ощущающим время.
- Игорь, ты занялся бизнесом еще в ту пору, когда многие из нас тихо сидели в госструктурах. Что тебя толкнуло туда?
- Я никогда всерьез бизнесом не занимался, склонности нет. Но я не мог не видеть, что области значимой деятельности из берегов, в которых бились диссидентские реки, перешли в другое русло - предпринимательства. В 1988-1989 годах у нас стала появляться неукрощенная, безобразная, не знающая законов свобода. И люди, готовые рисковать, перешли из сферы кухонного словоговорения в сферу действия. Бизнес - это дело. Один занимается торговлей, другой строит монастырь, третий организует экспедицию в джунгли - искать динозавров. Все это дело и все сейчас достижимо. Принципиальная возможность достижения поставленных целей делает стадо общностью людей. Человек без свободы - все-таки не человек. Я до сих пор пьян свободой, у меня чувство человека, освободившегося из тюрьмы. Пора привыкнуть, но не могу. И боюсь лозунгов - мысль, которая становится лозунгом, перестает быть мыслью. Я стал как бы шпионом в бизнесе - мне интересно. Позволю себе высокое уподобление - я отправился в дикий русский бизнес, как Алексей Максимович отправлялся на пароходах по Волге с босяками, в «люди пошел».
- И что ты там обнаружил?
- Очень много ценного, того, в частности, что никогда не было свойственно русским вообще. Тяжкая необходимость превращает униженных просителей в реалистов, знающих, что им никто ничего не даст «за так», отвечающих за последствия своих поступков. Нет мифической зарплаты за мифический труд, нужно крутиться, работать, рисковать, иногда головой. Нужно быть обязательным - раз солгавший вряд ли будет облечен доверием, особенно денежным. Люди повзрослели. Те же шестидесятники до 50-60 лет оставались пацанами в свитерах с гитарами у костров (мило, но непереносимо инфантильно!). А сейчас появились взрослые, «крутые», 20-30-летние. Думающие должны стать действующими - свобода дает человеку возможность, а бизнес - механизмы для этого. А вообще, русский бизнес - понятие анекдотическое. Я недавно видел мертвецки пьяного рабочего, валяющегося у асфальтоукладочной машины. На спине у него, на оранжевой жилетке была огромная надпись: концерн «Русский бизнес». Этот кадр до сих пор стоит у меня перед глазами. Начинал я с проката художественных выставок, арт-бизнес казался мне делом благородным. Впоследствии выяснилось, что он грязнее, циничнее и даже криминальнее (из-за операций с антиквариатом и утечкой ценностей за рубеж), чем торговля водкой в полночном ларьке. Веришь ли, но меня больше, чем доходы, интересовали нравы и механика этой деятельности. Потом я в течение полутора лет держал забавный магазин на Б.Покровке «У Пифа», где торговали особо «хипповыми» шмотками для особо экзальтированных модников. Много там было продано, много раздарено. Магазин был практически бездоходен, зато я прошел разборки со всякими «крышами» и (что значительно страшнее любого рэкета) - с налоговыми инспекторами, пожарниками, санитарными службами. Механизмы усвоил, на черный день пригодится - хотя не думаю, что на базе моих знаний можно построить торговую империю. Магазин, кстати, закрылся не потому, что прогорел. Закончился период становления и стало скучно. Некоторое время я занимался мелкими торгово-посредническими операциями и понял, что «розовый романтик», неприспособленный к практической деятельности (так думали и окружающие) может, если захочет, заработать на хлеб себе и своей семье - при любом раскладе. Человек, который не болен, не дряхл и не дебил, не имеет права сегодня ныть о том, что он не может прокормиться. Но как только я это понял, продолжать бизнес (меняя вагон анальгина на вагон аспирина) стало скучновато и я построил для себя другой, может быть, более убыточный план - заняться телевидением. Телеканал «Горький» будет занимать 3 часа и поначалу состоять в большей части из стороннего вещания. По мере развития возрастет доля собственных передач.
- Несколько слов о фонде «Речь».
- Нижегородский творческий фонд «Речь» - предприятие Литфонда. За три с половиной года существования он не сумел стать богатой и влиятельной организацией, что, к сожалению, характерно для любой не частной структуры, не имеющей бюджетной подпитки. Он в какой-то мере помогает старой (по возрасту писателей, по состоянию зданий) писательской организации не развалиться. Некоторые из наших писателей, не последних по таланту, находятся в бедственном положении. Другое дело, что Фонд не должен кормить людей лишь за то, что в свое время они получили членский билет некоей организации.
- Насколько изменился бизнес за те шесть или семь лет, которые ты в нем провел?
- В том времени, откуда мы, сорокалетние, все приехали, вопрос «как выжить?» не стоял (для тех, кто не сидел в тюрьме). Мы получали свои «120 инженерных» и за все было «уплочено». Женщина - вяжешь чулок, мужчина - разливаешь за кульманом по 8 буль-булек, работаешь в столовой - тащишь домой полные сетки. Каждый латался как умел. Многим это животное состояние общества при абсолютной надежности и защищенности очень нравилось. Человек, которому не нужно выживать, и силы свои не напрягает. Сегодня мы во всех отношениях «тронулись», сдвинулись.
Презентации, смокинги, бабочки поверх крахмала, одетые на татуированные тела вчерашних или (не дай Бог, конечно) завтрашних клиентов зон строгого режима - все это смешно. Это декорации, за которыми идет кипение, варится что-то новое. Законы сегодня - ширма, фактические процессы в обществе не имеют к ним отношения. Но, когда деятельность влечет за собой ответственность, формируются регулирующие механизмы здравого смысла. Их-то и надлежит, когда они реально сложатся, оформить в виде законов. Священник, бандит или обыватель равно заинтересованы, давая кому-то кредит, чтобы он вернулся вовремя и в должных обьемах. Общечеловеческие, христианские ценности тоже мало провозгласить, их надо наполнить реальным содержанием. Россия - стремительно развивающаяся страна. Когда русофильствующие ребята одевают на себя поддевки, смазные сапоги, обвешиваются орденами из консервных банок, и говорят, что они принадлежат к великому и могучему коренному народу - это н-е-п-р-а-в-д-а. Идет смешение языков, наций, традиций, влияний, формируется новый этнос. Россия в своем стремительном развитии все всегда хочет сделать сразу, обьединив рабовладение, монархию, капитализм чуть ли не в одном историческом промежутке. И что удивительно - во многом п-о-л-у-ч-а-е-т-с-я, вот только платить приходится вдесятеро против тех цен, которые платили в мире. Сократить, сжать этот период можно - но столько крови, столько пота, столько жизней... Большинство стран развивается постепенно, вся Европа вымощена римскими дорогами, многовековую историю имеет право.
- Чего не хватает современному бизнесу в России?
- Людей. С утра до ночи говорим о безработице, а работать никто не хочет и не может. Трудно найти человека, которому можно лоток с пирожками доверить, я уж не говорю о конторе. Людей захлестывает жадность. Что такое бизнесмен в серьезном смысле? Это человек, который уже решил проблемы личного потребления. Бизнес начинается тогда, когда «ловят кайф» от самого процесса, от остроумных, ярких, оригинальных комбинаций, дающих выгоду. Эту выгоду человек лично не освоит - он не сядет одной, простите, задницей сразу в три автомобиля и не сможет жить одновременно в пяти квартирах. А те, кто тратят в казино мельком заработанное, ездят в красных пиджаках на еще более красных «тачках» - это все пузыри, лишь создающие фон и быстро лопающиеся. Коммунистической партии принадлежало все, но в очень неудобной форме, это нельзя было, например, передать по наследству. Потом раздали все своим да нашим, раздвинули занавес и сказали: «Хоп! А теперь начинается капитализм и демократия». Не учли только одного - мало раздать банки и заводы своим людям, надо, чтобы эти люди «тянули», а они не тянут - слабы. И с теорией проблемы - марксистско-ленинская пала (и вместе с ней рухнули многие исключительно ценные ее части), а другой теории нет («большой бросок на юг» - это не теория). А люди, которые держат руку на криминальных капиталах, к бизнесу не имеют отношения. Это теневая сторона отечественной политики, криминальная часть бюджета. У нас как бы два правительства - настоящее и теневое, уголовное. Думаю, что есть люди, которые входят (специфика России!) сразу в оба правительства.
- Говоря о нижегородской власти в одной из телепередач, ты употребил слово «мифотворчество». Что ты имел в виду?
- Власти часто ориентируются на толпу, и в этом издержки демократии как идеи. В Америке не выберут человека президентом, если он не похож на голливудского киноактера и не соответствует образу, который укладывается в голову домохозяйки или завсегдатая пивнушек. Выдвижение самими нижегородцами Немцова (интеллектуала, физика, подозрительно курчавого) - положительная характеристика города в целом. В большинстве регионов (кроме Питера и нас) прошли фигуры в основном старые - по имиджу, по взглядам. Немцов - не только яркий и талантливый политик, но и талантливый мифотворец. Хотя образ области как передового, экспериментального, демократического региона и то, что мы чувствуем на собственных шкурах - это не одно и то же. Не думаю, что такой имидж - это плохо, это залог кредитов, определенных возможностей. Я - за мифотворчество, но оно не должно быть единственным или ключевым методом решения вопросов (у нас ему уделяется слишком много внимания). Нижний - крупный и богатый город, потенциал которого еще не раскрыт. Люди, которые поднимаются (нами!) к власти, через год-два вызывают наше крутое недовольство и мы норовим закидать их тухлыми яйцами. Демократия - обоюдоострое оружие, ее нельзя давать в руки детям или дикарям, они могут употребить ее во вред себе и окружающим. Есть в структурах власти люди коррумпированные, случайные, но есть и одаренные люди и политики (хочется верить, что их влияние будет решающим - воюют не числом, а уменьем). Время рождает таланты. В каком-то смысле и Мавроди талантлив. Может быть, это аферист, но аферист блестящий, большого масштаба думанья и большой энергии. Или совершенно другой тип - Вячеслав Растеряев, «наше дело - хорошо строить». И строят. Во дворах, на тихих улицах возводятся дома - штучные, красивые. Их уже много в городе, они меняют его внутренний облик. Неважно, как обитатели этих домов собрали свои капиталы, неважно даже, если они разорятся. Придут другие, а дома останутся. Как воспринимают у нас власть? «Они» не мостят дороги, «они» не выплачивают зарплату. На Западе представитель власти - наемник высокой квалификации, и, как официант должен хорошо обслуживать клиента, политик должен хорошо обслуживать избирателей. Там тоже есть «кремлевские стены», но их стараются делать прозрачными. Власть портит людей не сама по себе, их портят наши ожидания личной выгоды, наше холуйство и раболепство. И власти трудно - быть у реки и не напиться. Мы не просто выбираем власть, но и немедленно начинаем ее развращать, подкупая или занимая позу просителей.
- Как бы ты определил сегодняшнее время?
- Я из реалистических оптимистов. Времена всегда одинаково тяжелые и счастливые для тех, кто умеет видеть это счастье и претерпеть эти сложности. Рая, куда пустит некий перестроечный Петр, не будет, я его не жду. Не надо переоценивать заинтересованность всего мира в том, чтобы мы строили хорошие дома, корабли, самолеты. Мир боится вооруженных орд, но хочет бесконечно продавать сюда свои третьесортные товары, иметь здесь сырьевые базы и могильники отходов. Производство ценностей - духовных и материальных нужно прежде всего нам самим. Было время, когда мы вообще не верили, что доживем до какого-то изменения. Потому сейчас мы с тобой фактически живем вторую жизнь. И пришли в нее не дряхлыми стариками. Разве плохо?