Д.Фаулз, Коллекционер:

Ординарность - бич цивилизации.
Длинные солова и фразы - огромные вязкие сгустки слов и фраз.
Вы превратили свой мозг в склад, где все, что вы от меня слышите, хранится в тщательно упакованном виде. И навсегда исчезает.
Он всегда говорит то, что думает. Точно выражает свои мысли и заставляет думать меня... Он заставляет меня усомниться в себе (Миранда - о Чарльзе Вестене). Только у него такая удивительная особенность - докапываться до самой сути, до самого важного.
Если ты стремишься дойти до сути, форма, в которую выливается твое искусство, для тебя совершенно не имеет значения. Неважно, будут это слова, краски или звуки.
Вы понастроили оконца, в которые всего-то и видны картины известных художников.
Возникло ощущение необъяснимой близости, соединенности судеб.
Экземпляры коллекции не должны трепыхать крылышками. Они должны быть «как живые».
Новая форма нищеты - у кого-то ни гроша, у кого-то ни души.
Нельзя сажать слепого за руль машины.
Он - заключенный в собственном, отвратительно узком мирке.
Прекрасно выполненный рисунок с уродливой натуры.
Как будто ежедневно вырабатывается определенное количество доброты (или ненависти) и им нужен выход.
Ненависть к непривычному.
Как своевременная жертва ферзя. Как в рисунке. Нельзя колебаться, ведя линию. Смелость и есть линия.
То, что говорит Ч.В. возмущает. Но не забывается. Остается в памяти навсегда. Жесткие, прочные слова, рассчитанные на долгую жизнь.
Надо иметь определенный план, и все будет хорошо. Какой угодно, только определенный.
ЦИТАТЫ ИЗ "ВОЛХВА" Джона Фаулза
(изд-во "Независимая газета", Москва, 1993)
Молчание сосновых лесов было, как нигде, бесхитростно; будто вечный чистый лист, ожидающий ноты ли, слова.
Роман, даже доходчивее и увлекательнее написанный, не кроссворд с единственно возможным набором правильных ответов - образ, который я тщетно пытаюсь вытравить ("обьясните, пожалуйста, что означает?") из голов нынешних интерпретаторов... Его идея - это отклик, который он будит в читателе, а заданных заранее "верных" реакций, насколько я знаю, не бывает.
Как любой человек не на своем месте, он [отец-генерал] жить не мог без банальщины и мелочной показухи; мозги ему заменяла кольчуга отвлеченных понятий: Дисциплина, Традиции, Ответственность... И когда я осмеливался возразить ему, что бывало очень редко, - он принимался утюжить меня сими священными словами, как какого-нибудь зарвавшегося лейтенантика.
Я был слишком молод, чтобы понять: за цинизмом всегда скрывается неспособность к усилию - одним словом, импотенция; быть выше борьбы может лишь тот, кто по настоящему боролся.
Приняла меня деловая леди, ушибленная проблемами культуры - ее лексика и манера говорить обличали выпускницу Роудина.
Я не коллекционировал победы, но к концу учебы от невинности меня отделяла по меньшей мере дюжина девушек.
Мы избегали заглядывать в провал будущего.
Гораздо позже я прочел мудрые слова Эмили Дикинсон: "Стихам читатель не нужен"; быть поэтом - все, печатать стихи - ничто.
В безутешном своем прозрении я клял эволюцию, сведшую в одной душе предельную тонкость чувств с предельной бездарностью. В моей душе, вопящей, словно заяц в силках.
Я не сужу о народе по его гениям. Я сужу о нем по национальным особенностям. Древние греки умели над собой смеяться, римляне - нет. По той же причине Франция - культурная страна, а Испания - некультурная. Поэтому я прощаю евреям и англосаксам их бесчисленные недостатки.
Прекрасную картину способен продать только банкрот.
Зачем продираться сквозь сотни страниц вымысла в поисках мелких доморощенных истин?
В жизни каждого из нас наступает миг поворота. Оказываешься наедине с собой. Не с тем, каким еще станешь. А с тем, каков есть и пребудешь всегда. Вы слишком молоды, чтобы понять это. Вы еще становитесь. А не пребываете.
Чувство долга, как правило, немыслимо без того, чтобы принимать скучные вещи с энтузиазмом, а в этом искусстве я так и не преуспел.
Видеть или не видеть - от вас не зависит, Николас. А вот как истолковать увиденное - зависит.
Дело не в том, чтобы уметь плавать. А в том, чтобы знать, куда.
Любой из нас - остров. Иначе мы давно бы свихнулись. Между островами ходят суда, летают самолеты, протянуты провода телефонов, мы переговариваемся по радио - все, что хотите. Но остаемся островами. Которые могут затонуть или рассыпаться в прах.
Вымирают не только редкие виды животных, но и редкие виды чувств. Мудрец не станет презирать людей прошлого за то, что те многого не умели; он станет презирать себя, ибо не умеет того, что умели они.
Это касается всех коллекционеров. Их мораль стремится к нулю. Вещь в конце концов овладевает своим владельцем.
Я всегда считал (и не из одного только напускного цинизма), что уже через десять минут после знакомства мужчина и женщина понимают, хочется ли им переспать друг с другом, и каждая минута сверх первых десяти становится оброком, который не столь велик, если награда действительно того стоит, но в девяноста процентах случаев слишком обременителен.
До этого момента я рассматривал жизнь с научной, медицинской, классифицирующей точки зрения. Подходил к роду людскому с позиций орнитологии.
Реальность, прорывающая ветхую сеть знания... настоящим правит минувшее.
Вокруг плескался океан неопределенностей, где двоилось не только внешнее, явленное, но и внутреннее, подразумеваемое.
Женская половина человечества всегда влекла меня тем, что скрыто от глаз, тем, что взывает к мужскому навыку уламывать и разоблачать, - как в прямом смысле, так и в переносном.
Неделя тащилась как черепаха.
с помощью такого вот присущего двадцатому веку отказа от содержания ради формы, от смысла - ради видимости, от этики - ради эстетики...
наши вольности и секреты он согласен терпеть лишь до поры; вольер, сколь ни сложна его планировка, сооружается для того, чтобы ни одно движение подопытного не ускользнуло от наблюдателя.
Вы как фанатичный хирург. Вас куда больше интересует не пациент, а сам процесс операции.
потуги подменить реальность научной доктриной, обозначить, классифицировать, вырезать из нее аппендикс существования, - то же, что попытки удалить из земной атмосферы воздух.
я...осознал то, что богачи осознают достаточно редко: количество счастья и горя закладывается в нас при рождении. Денежные превратности на него мало влияют.
В том мире, который американцы называют миром настоящих мужчин... правят грубая сила, сумрачная гордыня, ложные приоритеты и пещерный идиотизм. Мужчинам нравится воевать, потому что это занятие придает им важности... Во время войны женщина при желании может быть умалена до состояния обьекта. В этом и заключается основная разница между полами. Мужчина воспринимает обьект, женщина - взаимоотношения обьектов. Нуждаются ли обьекты друг в друге, любят ли, утоляют ли друг друга. Это добавочное измерение души, которого мужчины лишены... Война - это психоз, порожденный чьим-то неумением прозревать взаимоотношения вещей. Наши взаимоотношения с ближними своими. С экономикой, историей. Но прежде всего - с ничто. Со смертью.
На опыте военных лет я окончательно уяснил себе значение чувства юмора. Это демонстрация свободы. Ибо свободен лишь тот, кто умеет улыбаться.
Состаритесь - поймете, что плотская неверность ничего не решает. Я покупаю их внешность, их общество, их уменье вести беседу. А не их тела. В моем возрасте с этим проще.
В его курсе лекций была одна особенно популярная - об искусстве как санкционированной галлюцинации.
Наши проблемы - это прежде всего то, что мы сами о них думаем.
А кляп в рот [вам] засунули потому, что правосудию не пристало болтать, пока не наступит час приговора.
подобная личность низведена до уровня воска, пассивного потребителя впечатлений, а на этом уровне ее всепоглощающее стремление, жажда бунта утрачивает всякий смысл.
Любой судья и сам рано или поздно становится подсудимым; приговор ему выносят вынесенные им приговоры.
воспринимать реальность как детектив, как нечто, доступное расследованию, отслеживанию и поимке, - все равно что рассматривать детектив как вершину жанровой иерархии, а не как вспомогательный жанр, коим он на самом деле является.
... следовал давнишним рецептам викторианской кухни - варенья, лакомых перемен не получишь, пока не обьешься хлебом, черствыми корками ожидания.
век-то нам достался двадцатый. Век, когда инстинкты отпущены на свободу, чувства и желания - все скоротечнее.
Иногда красота - это внешнее. Как обертка подарка. Но не сам подарок.
Свобода - это сделать решительный выбор и стоять на своем до последнего: раскрепощенные воля и инстинкт выталкивают тебя по касательной в новую, чуждую среду. Положусь на случай. Разрушу зал ожидания, где я заперт.
[мужчины воспринимают людей по отдельности, а женщины - то, что их связывает]