И.Хакамада, SEX в большой политике:

Искусство обмана заключается в соблюдении пропорции между правдой и ложью. Пять капель на стакан. Тогда ложь легко проглатывается и хорошо усваивается.
На коллективных встречах кто б какую че¬пуху ни нес, и с Дона и с моря, - ну полный бред! - Путин дисциплинированно конспек¬тирует. Точно мальчик за великими дядями. У дядей сразу сметает крышу от собственного величия. Дяди думают: он меня уважает! Я по преподавательскому опыту знаю, что записы¬вать - очень важно. Когда студенты за мной записывали - мне это льстило.
Борис Николаевич - явление уникальное. Классический подвид хомо сапиенса, который я бы назвала "политическое животное". Всем сво¬им поведением Б.Н. наглядно доказывал: поли¬тик - это не человек, который много знает. По¬литик - человек, который ощущает историю страны как свою жизнь, на уровне позвоночни¬ка, на уровне инстинкта самосохранения. Ель-цину это было дано. Он чувствовал нить исто¬рии. Но могучее чутье не поддерживалось таким же могучим знанием, и поэтому он нало¬мал столько дров. Он был самодержец, но не тиран. У тирана нет воображения. У Ельцина оно было, и он умел делать "загогулины".
Краеугольная черта Анатолия Чу¬байса - он трудоголик. Сам пашет от зари до зари и считает, что тот, кто так не вкалывает, тот не профессионал. Идеальный работник должен быть всегда под рукой, всегда на свя¬зи, всегда в зоне досягаемости, готовым в лю¬бую минуту прервать сон, отпуск, половой акт.
Кабинеты - это слабое место наших руководителей, их ахиллесова пята. Во многих хозяин считывается на раз. Я всегда стараюсь попасть к важному для меня челове¬ку в кабинет. Прежде чем начать разговор, сканирую - что висит, что стоит. И мотаю на ус. С теми, у кого повсюду навалены бумаги, недопитый кофе на циркуляре, окна настежь, в пепельнице непогашенный окурок-с такими можно держаться без формальностей. А если, как у Чубайса, ручка и листок, значит, передо мной человек в футляре. Значит, никакого па-нибратства. Значит, приближаться будем по¬тихоньку. Без резких движений, без лишних улыбок. Сухо, технологично.
Вряд ли при Сталине или даже при Брежневе в кабинете могли поселить¬ся, например, черепахи, как у Игоря Иванова, бывшего министра иностранных дел. Такого количества черепах самых невозможных цве¬тов, размеров и форм я никогда не видела. Ими у Иванова было забито все. Когда я увиде¬ла эту колонию черепах, я поняла, что с Ива¬новым можно общаться, в человеке есть задо¬ринка. Так оно и оказалось. Между прочим, черепаха - это символ внешнеполитической работы: ты должен двигаться, как она: мед¬ленно, без рывков, но неуклонно.
Подлинная демократия - искус¬ственная система. Это парниковое растение, которое требует неусыпной заботы и защиты. Авторитарные режимы выстраиваются сами собой, потому что по законам иерархии су¬ществует весь животный мир. Человек - часть его. Россия так стремительно скатыва¬ется то туда, то сюда не оттого, что она дур¬нее всех. Скатится кто угодно. И Франция и Америка. Только отпусти. Там это поняли, потому и насоздавали такие сложные инсти¬туты сохранения демократии. Европа свою породу "хомо сапиенс либерале" выводила долго и упорно. Получился дисциплиниро-ванный прагматик.
Первым меня поразил Рыбкин Иван Петрович, который стал депутатом нового парламента и уже через два месяца знал каждого из четырехсот пятидесяти коллег в лицо и обращался ко всем без запинки.
Конечно, не Станиславский с его: "Товарищ Сталин, извините, забыл ваше имя-отчество", но где-то рядом.
Самое трудное для цивилизованного челове¬ка - ни о чем не думать. Он тратит деньги на тренинги, погружается в чужие для него уче¬ния, религии, культуры, чтобы освоить спаси¬тельное искусство. И ничего у него не получа¬ется. В параллельном мире это происходит запросто.
И вдруг понимаешь, что мир огромен. Ка¬жется, бесполезная информация. Ну что я по¬лучила от того, что увидела эту дикую пещеру и добычу местных племен? Но когда твой мир маленький, то любая мелкая неприятность может его покачнуть и разрушить. А когда ты смог раздвинуть его до масштабов реального мира, смог увидеть и почувствовать эти мас¬штабы - прежние муравьиные горести теря¬ют свою значимость.
Западный профессионал дей¬ствует по иной схеме, отточенной и жесткой. Сначала он благодарит за великолепное вы¬ступление, уверяет, что полностью разделяет вашу позицию. За исключением некоторых мелочей. После перечисления этих мелочей понимаешь, что он не согласен ни с чем и... Но воспитанно, культурно, не вызывая сопро¬тивления. После таких выступлений начинает¬ся реальный диалог. После наших - начина¬ется склока. Все выпускают пары, потом довольные расходятся, а что нет никакого ре¬зультата, так не за тем собирались.
Мы не умеем разговаривать птичьим дипло¬матическим языком. Это сложно, но другого языка в мировом сообществе не понимают.
А у нас, наоборот, политики нанимают все общество для максимального удовлетворения своих постоянно растущих потребностей.
- Пшел вон, - говорят униженному и ог¬рабленному народу, - у нас нет для тебя дру¬гой власти. - На нет и суда нет, - соглашается народ - но тогда не извольте, господа хорошие, гневать¬ся. У меня нет для вас другого бунта.
С газетчиками у меня все более или менее наладилось, когда я перестала путать интер¬вью с докладами и усвоила, что журналисту не нужны пространные рассуждения, а нужны яркая фраза и конкретная ключевая мысль.
В 1992 году, муштруя нас, молодых российских политиков, американские полит-технологи твердили из занятия в занятие: пле¬вать на то, о чем вас спрашивают. Вы в эфире не для того, чтобы удовлетворить журналиста. Пусть себе жужжит. Вы в эфире для того, что¬бы общаться с миллионной аудиторией, которая в этот момент жует, целуется, ссорится, пьет, болтает по телефону, моет посуду. Поэто¬му на телевидении не надо никакой филосо¬фии, никакой зауми, на одно выступление - одна мысль, а лучше не мысль, а слоган, кото-рый вбиваете в зрителя, как гвоздь.
Телевидение - это фабрика грез прежде всего для тех, на кого направлены его камеры и со¬фиты, кто дышит его парами. Оно - наркотик двойного действия. Тебя слушают, цитируют, опровергают, люди помнят твое имя, а порой и отчество, бутики сражаются за право тебя одеть, фитнес-клубы - раздеть, а незнакомые граждане, поймав за рукав, спрашивают о смысле жизни и напряженно ждут ответа. На¬до обладать незаурядным психическим здоро¬вьем и самоиронией, чтобы не проникнуться ощущением собственного величия. Звездность как глисты. У огромного количества лю¬дей они есть, но люди этого не знают. Даже анализ не показывает. А человек полнеет, нервничает. Тоже и со звездностью. Ею забо¬левают незаметно.
Я из тех женщин, которые медленно взрос¬леют. Оттого, наверное, и старею медленно.
Один и тот же продукт нельзя есть чаще, чем два раза в неделю. Иначе орга-низм к нему привыкает, перестает перера¬батывать, и человек полнеет.
Я очень быстро анализи¬рую ситуацию комплексно, даже в новой для себя сфере, могу очень быстро перера¬ботать информацию и концептуально обоб-щить. Я умею налаживать связи. И у меня уже есть огромное количество связей.
Самодостаточен тот, кто совершенно доволен собой и считает, что у него нет проблем и не¬достатков, которые следует скрывать. Таких людей мало, и чаще всего они почти монстры. Если у человека нет комплексов, он - робот.
Европейцы, что с них взять? Маленькие страны, маленькое мышление.
Мужское сопер¬ничество логично и предметно: за вот этот кусок, за вот эту партнершу, за вот этот чин. Женское соперничество иррационально и всеобъемлюще. Мужчина не будет гнобить мужчину только за отсутствие лишнего веса, только за комплимент, сделанный не ему, пусть сто лет назад, пусть кем-то давно забы¬тым. Женщина - будет. Мы еще можем сбиться в стаю для травли. Для помощи и под¬держки - никогда. Две женщины не в состо-янии вместе даже смотреться в зеркало.
У нас есть свое оружие, которым мы вла¬деем более искусно благодаря многовековому опыту. Это шантаж. Но он должен быть очень легкий и точный, как укол иглой. Яда на конце не нужно. Яд шантажа - это страх. Его чело¬век выработает сам. Если попали в правиль¬ную точку.
Один бизнесмен гениально сфор¬мулировал разницу между российским пред-принимателем и западным:
- О чем мечтает очень богатый западный предприниматель? Заработать столько денег, чтобы войти в истеблишмент и влиять на при¬нятие политических решений.
- О чем мечтает средний западный предприни¬матель? Создать такую марку, чтобы его имя стало мировым брэндом.
- О чем мечтает мелкий западный предприни¬матель? Заработать столько денег, чтобы были дом, машины, четверо детей, любимая жена и было что завещать внукам в наследство.
- О чем мечтает очень богатый российский предприниматель? Войти в правительство или администрацию, откатить максимум ба¬бок, потом свалить за границу и построить виллу на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит.
- О чем мечтает средний российский предпри¬ниматель? Создать продукт, который позволит заработать ему кучу бабок, но чтобы ни в коем случае его имя в связи с этим продуктом не упоминалось. Потом свалить за границу и по-строить виллу на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит.
- О чем мечтает мелкий российский предпри¬ниматель? О том же, о чем и западный: зара¬ботать столько денег, чтобы были дом, две ма¬шины, четверо детей, любимая жена, но он прекрасно понимает, что в наследство здесь оставить ничего не сможет. Поэтому, как толь¬ко позволят средства, надо валить за границу и заводить все это на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит. Какое финансирование долгоиг-рающих проектов?