Минаев С The телки два года спустя

С.Минаев, The Телки два года спустя, или Videoты:

Чувство собственного величия, или ЧСВ, как иронично именуют его гениальные дебилы с сайта lurkmore.ru, слегка забрезжило, когда малознакомые люди начали угощать меня в баре выпивкой. Засияло, когда в метро молодые гости столицы стали щелкать меня камерами своих сотовых.
. «Звезды» не читают - за их емейл отвечает ассистентка, «звезды» не говорят, у них на это есть пресс-секретарь, наконец - у «звезд» нет мнения. Мнение есть у их продюсеров и руководства их канала. Такое вот живое человеческое общение талантов и поклонниц.
Отношения с женщинами стали напоминать аренду дорогих автомобилей. Ты непременно хочешь покататься, но постоянного желания обладать у тебя нет.
И я не жалуюсь. Я просто живу. Жизнью человека, который берет на себя повышенные обязательства, назначая восемь встреч в день и последовательно все отменяя.
Если раньше страх проснуться женатым был связан с юным возрастом, отсутствием денег и социального статуса, теперь он базируется на наличии всего вышеизложенного.
Никто не знает лондонских трендов лучше жителей Самары, побывавших там в двухдневной турпоездке.
У нас небольшие нестыковки, мелкие шероховатости, или, проще говоря, - полная жопа?
Семисветова не делает разницы между эфиром и реальностью, как играющий собаку актер, который продолжает лаять после спектакля. Кажется, ей всегда важно только одно: правильно ли выставлен свет?
Иногда кажется, что мои глаза существуют отдельно от тела. Будто они все время снимают окружающий мир на видео, лишь изредка связываясь с мозгом. И то только для того, чтобы передать ему особенно удавшиеся эпизоды для чернового монтажа. Вот и сейчас я наблюдаю полное несоответствие людей пространству.
Если бизнесмены имеют дело в основном с бумагами, то чиновники - исключительно с кешем.
Нам бы с тобой сначала переспать, а потом познакомиться. Мы нашли бы много общего. А все эти полутона, намеки и недомолвки прелюдий только вредят.
Главным в ней было не наличие, а отсутствие. Отсутствие этой чертовой духовности русской женщины. Хелен не стремилась быть матерью-другом-соратником-любовницей-женой, она не заполняла абсолютно все мое пространство, не дышала со мной «одним глотком воздуха». Она не отличалась всепрощением. И не хотела спасать. Вообще спасение - это жизненная миссия русской женщины...Я нахожу в этом некоторое лицемерие, если хотите. Спасающая русская женщина прикрывает этой жертвенностью свою тягу к сверхобладанию объектом. Тягу сделать кого-то своей полной собственностью.
В борьбе с самим собой главное - не победа, а участие...
В голове идет братоубийственная война совести с силами добра, отвечающими за переложение своей вины на других.
В самом деле, нашему каналу так не хватает героя, погибшего на боевом посту. Любое дело требует мифов и канонизированных покойников. Особенно масс-медиа.
Несколько упаковок этого крема были подарены мне девушкой из салона красоты, которая когда-то по неосторожности вместо маникюра сделала мне минет.
Он пришел в телевидение из финансового бизнеса. И теперь, как любой топ-менеджер, дорвавшийся до творческой работы, пребывает в постоянном восторге сам от себя. «Креативность» - одно из его любимых слов.
Проблемы сериала приходится временно разместить на депозите совести.
Я тоже когда-то думал, что самая справедливая война - это война со своим отцом. Для всех прочих войн нужны основания - тут хватает разницы в возрасте.
А какой следующий эксперимент будет у московской мэрии? Закат солнца вручную? Вечное лето в отдельно взятом федеральном округе?
Москва - ты не злая, нет. Ты какая-то безучастная. Может быть, мы сами тебя такой сделали? Тем, что каждый старался урвать себе хотя бы крохотный кусочек твоего сарафана в псевдорусском стиле? И соскоблить твою позолоту на стразы или погоны? И теперь ты как профессиональная блядь - всем даешь, но никого не любишь. Или, может, это оттого, что я не твой ребенок, Москва?
Правильно кто-то из знакомых сказал на старте: не стоит лезть в сферы, в которых ни черта не понимаешь. А у нас всегда штаны через голову. Домохозяйки становятся телеведущими, телеведущие - писателями, писатели - музыкантами, музыканты - актерами, актеры - политиками, а гастарбайтеры - мастерами суши. Поэтому везде одна сплошная задница. И дороги плохие, и суши невкусные. И кино - говно.
У тебя редкий талант, самому создавать проблему и самому из нее выкручиваться, в последний момент.
«Что-то абсолютно новое» оказывается смесью приторных «Женских историй» Оксаны Пушкиной с нудятиной типа «Школы злословия». «Модные декорации», «провокационные сюжеты», «неожиданные повороты» - она осыпает меня конфетти из телевизионных штампов.
Здесь такие правила, чувак. Москва - это пирамида, на каждом уровне которой каждый пытается сбросить вниз остальных. Чтобы, оставшись одному, тупо сесть на задницу, осмотреться и сказать самому себе: «Какие же все там, внизу, бездарности!». Дальше вверх никто лезть не будет. Каждый удовольствуется ролью звезды микрорайона.
Кажется, за последний год я даже ни разу не сказал, что ненавижу этот город. Потому что все вышеперечисленное - слишком сильные эмоции, а Москва у меня их не вызывает. Здесь нет цветов - только оттенки, здесь глаза случайных прохожих - незапоминающиеся, а девичьи лица - стандартно симпатичные, как у бабы на крышке сыра «Виола». Самая распространенная фраза в телефонных разговорах - «я тебе перезвоню». С нее начинают, ею заканчивают, с ее помощью, видимо, говорят. Одна характеристика всему этому: утомительно. Все утомительно. Если до кризиса одни люди жили, а другие выживали, то сегодня кажется, что они все отбывают срок... Остался среднестатистический песок посредственности.
Апатия достигла максимума. Нет веры, нет стремления, нет злости, нет ненависти, даже желания нет. Все стало вдруг слишком утомительным. Говорят, теперь даже у Листермана блядей не покупают. Не потому, что дорого, а потому, что не стоит...
Я оказался в самой худшей и прежде несвойственной мне ситуации: я знаю, что будет со мной завтра. Я не прогрессирую и не деградирую, не бегу к новым горизонтам и не зарываю талант в землю. Я ежедневно утомляюсь. Потому что нет ничего - ни земли, ни горизонта. Ни развития, ни падения (с талантом, судя по всему, та же проблема).
На сцену тем временем поочередно поднимаются сотрудники канала, наиболее полно проявившие себя на поприще оральных услуг руководству, за ними люди, спалившие на нас кучу рекламного бабла, лицемерно именуемые нами партнерами, чьи руки Лобов жмет таким образом, что его задница, кажется, оказывается выше уровня головы.
Незаметно начинаются свальные танцы. Коллектив канала сосредоточенно двигает нижними частями тела, стараясь попадать не в такт, а под снисходительно-одобряющие взгляды начальства.
Я там [за границей] жил. Там все по-другому. - Я улыбаюсь. - Не лучше и не хуже. Просто там нужно сбросить шкуру, впивать порами людей, их речь, привычки. У меня не получилось. Я свалил сюда.
Олег Хижняк: Я не герой. Я жертва этого города, чувак. Я покупаю кроссовки, машины, новые зубы, дорогой алкоголь, снимаю дорогую квартиру. Все это из стремления соответствовать социуму. Вписаться в круг, очертить рамки, дать понять. Я покупаю вещи, чтобы... в конечном счете покупали меня. И весь мой андеграунд заканчивается там, где начинается новый контракт. Я с удовольствием продаюсь... Мне кажется, что я клоун, чьи шутки уже никого не забавляют. И тогда я беру мегафон и хохочу в него, чтобы казалось, будто смеется весь зал.
В голове только один вопрос: почему получается, что правда - единственная версия, в которую никто никогда не верит?
Тебе наскучит рутина, захочется новизны. Тебе опять не хватит огня, слишком маленький запас горючего. Ты же предпочитаешь передвигаться быстро, на короткие расстояния, а крейсерские походы - не твое. Ты просто под них не заточен.
На самом деле ты и себя не любишь. Ты любишь производимый тобой визуальный эффект.
Людей с интеллектом выше среднего привлекают страдания, а среднестатистического обывателя - комфорт.
С теми, с кем чувства, жить обычно не получается. И наоборот. С теми, с кем жить получается, через какое-то время спишь в разных комнатах.
- Серьезно ссорятся люди только по пустякам, типа, кто куда тарелку поставил. А у нас сплошная философская полемика. Наверное, это счастье? - Счастье - это когда постоянно хочется целоваться в лифте. А когда ты впервые не захочешь это делать в лифте - значит, счастье кончилось.
Для этих двоих главное - не конечный продукт, а то, насколько программа соответствует их точке зрения.
Терпеть не могу людей, которые берут на себя функцию общественной совести и начинают изъясняться допотопными, укоряющими штампами...
Среда обитания у нас похожа, это правда - я стараюсь быть особенно мягким, - но мы в ней как маленькие кусочки большого паззла. Не совпадаем гранями. И как их ни прикладывай друг к другу, ничего не получится.
Главное - дать ей выплеснуться. Не мешать ее скольжению по волнам придуманных эмоций.
Почему все, что тебе кажется серьезным, - это бизнес? У человека не может быть других увлечений в жизни? Пойми, я не хочу заниматься тем, чем занимаешься ты. Меня тошнит от пиджаков, деловых партнеров, балансов, продаж, чиновников, откатов и прочей шняги. В твоем мире, папа, можно купить все, кроме свежего воздуха. Я задыхаюсь в нем, понимаешь?
Но декорации опять разобрали, и ты сидишь один, как старый клоун после представления, которое никого уже не вставляет. Никому не приносит радости.
В конце концов вы совсем не подходите друг другу. Это потрясающий обмен энергетикой. Она давала то, чего у тебя давно уже не было, и наоборот. Вы всего лишь насыщали друг друга эмоциями, чтобы не раствориться в тумане московских выхлопных газов. Но сложенный вместе багаж, которым вы обменялись, не пронести больше десяти метров: подеретесь из-за того, кто будет штурманом, а кто пилотом. Этот грузовой самолет не разобьется при посадке, он просто не взлетит.
В то время, когда мы перестали следить за смыслом, и подчинили все картинке. Когда мы решили, будто окружающий мир создан лишь для того, чтобы мы не тратились на декорации. Мосты существуют, чтобы рушиться, унося вниз поезда, дома - чтобы обваливаться, оставляя нам горы трупов. Машины должны непременно попадать в «ошеломляющие аварии», самолеты - падать, а природа выходить из берегов, обрушиваться смерчами и ураганами. Да и сами люди нужны только для того, чтобы приходить в наши шоу, рассказывать о себе интимные скабрезности, и иногда... умирать в прямом эфире.
Нарезки, пек-шоты, крупняки, панорамы - все это льется на наши головы. Мы - это племя фанатов видео. Видеоты...Видеоты - это не диагноз, это поколение.
У этой сучки все было с самого рождения. Ей дико повезло, она даже усилий к этому никаких не прилагала, пойми! Просто ехала на поезде с бесплатным пожизненным проездным.
Наше время отвратительно мне тем, что на любое «зачем?» у каждого найдется логичное объяснение мотивов своего поступка. Такое впечатление, что мы не живем, а заготавливаем себе алиби, впрок. На всякий случай.
И все будут продолжать жить так же. Когда-то придумав для себя образ, которому нужно соответствовать, написав себе главную роль, которую нужно играть, гордо задрав подбородок. Играть, чтобы однажды случайно узнать, что снимаешься в эпизоде чужого кино.
Все мы, в сущности, - пластилиновые люди. Однажды нас обожгли зажигалкой, или наступили на ногу, или оторвали что-то в очереди. И мы приняли форму. Оплавились с одной стороны. Все наши слова, мысли, поступки носят оборонительный характер. Нам кажется, что нас все время хотят обидеть, вот мы и защищаемся впрок. Авансом....
Я понял, что камера, микрофон, сцена - это как пистолет.
Если бы я мог быть тем, кем ты хочешь. Если бы я на секунду влез тебе в голову и посмотрел на себя твоими глазами. Если бы у меня получилось.
И все счастливы. Только я - нет. У меня не получается. Может это оттого, что у меня, по жизни, не вип-аккаунт? Или я как-то пропустил номер, на который нужно было отправить эсэмэс, чтобы подключить платный сервис «счастливы вместе»?
Перелеты - это магия, способная вернуть тебя в любой момент в точку отсчета. Понять бы еще, где эта точка.