Задорожный Вл Защита от дурака

 

Задорожный Владислав, Защита от дурака (1983г).

 

Лишь память, как пастух стадо, сгоняет мою разрозненную во времени личность, посто­янно живущую исключительно сегодня, сейчас, в некое единство, и я предстаю противоречивым целым - от младенчества до ухода в никуда. По сути дела, я всегда был и есть один и тот же, только на разных берегах. Это-то и горько. Не обстоятельства меняются - мы преображаемся. Жизнь стоит, а мы - течем. Обстоятельства всегда неблагоприятные - даже в самые благопо­лучные эпохи.

 

Между массой знаний и опыта, накопленных нашей цивилизацией, и глупостью боль­шинства ее представителей расширилась пропасть, которая становилась все чудовищней по мере старения цивилизации. Глупость стала разрастаться на бескрайних полях ни с чем не сравнимого прогресса и материального изобилия, приводила к неисчислимым бедам. Если прежде последствия глупости были локальны, то теперь мелкая глупость угрожала благопо­лучию всей планеты. И тогда ученым удалось изобрести пре­парат против глупости.

 

Каждый отрезок от рассвета до рассвета - это лишь попыт­ка принести как можно больше пользы обществу Пятьдесят попыток складываются в пробу стать лучше, умнее и полез­нее. Десять проб, или пятьсот попыток, образуют ступень, на которую агломерат и все общество поднимаются в результате своих усилии. Сто ступеней складываются в пролет лестницы к совершенству. Это и есть лестница в будущее.

 

- Не бойся, сынок. Защита позаботилась о незыблемости канонов. У меня и впрямь богатейшая фантазия, свободная, но движется она по прямым, накатанным дорогам и сворачивает только туда, куда тычут указатели. Я совершенно свободна в рамках от сих до сих.

 

• - А почему вы так с начальником? - спрашиваю.
• - Не знаешь, деревенщина? У нас начальники, чем бы ни командовали, самая дрянь и есть. Ведь ты прикинь: если на­чальника уважать, то он выкобениваться начнет, возомнит о себе; если начальникам какие-то привилегии давать, так все станут стремиться выбиться повыше, карьеризм начнется - Дурак в этой сумятице проскочит на руководящее место.

Поэтому Защита не дает руководителям никаких привилегий, наоборот. Чем выше начальник, тем меньше к нему уважение. Самое большое начальство - так, ветошка.

 

- Работники, мы полны решимости решить нерешенные ре­шительные решительно. Наряду с этим имеем ряд рядов из ряда вон выходящих, в то время, как необходимо обходить обхо­димые необходимости и еще раз усиленно усилить усилие по Усилению!..

 

- Ну, мы не все рабочее время дискутируем и баклуши бьем. От скуки возьмешь и слегка поработаешь. К тому же - станки, компьютеры разные, автоматика, они, знай себе, рабо­тают - о Дураке не думают, - отец стыдливо отводит глаза.

 

- Тебе-то что? Ну, дашь ты норму, а тут нагрянет Ду­рак - и все насмарку. Дашь ты норму или нет, никто и не за­метит. Работать нужно ровно столько, чтобы замазать агломе­ратам глаза, и чтобы они не демонтировали тебя. Вот я: с утра до вечера что-то таскаю, переставляю, колочу, мигаю лампочками, устраиваю даже аварийные ситуации для полной естественности, а при этом думаю о своем, развлекаюсь, по мере сил.

 

- Это что же творится, - истерично заговорил агломер - На наших глазах охаивают талантливые произведения! Внюхайтесь - это самый современный запах. А страницы, страницы понюхайте! Это же запах сегодняшнего дня. Да это не тот, не многослойный аромат прошлых веков. Но дадим простор новым, вызывающим, щипающим запахам, рассчитанным на возросший нюх книголюбов! Воистину «зависть почитает мертвых, чтобы оскорблять живых»!

 

Видишь рытвину, а называешь ее - холмиком. Однако, если заменить все-все слова на противоположные, то Его это не собьет с толку. Он сразу догадается, что под каждым сло­вом следует разуметь прямо противоположное. Поэтому то­лько часть слов имеет противоположный смысл. И, главное, никто не знает, какая именно часть. Поэтому Ему очень труд­но ориентироваться в нашем мире - чего мы и добиваемся. Он, то и дело, принимает за чистую монету - монету гряз­ную, а грязную монету - за чистую. Зато умному агломера­ту все понятно с первого взгляда: и то, что плохо, и то, что не порой, а всегда, и то, что не хватает.

 

Чтобы познакомиться с порядочной женщиной, нуж­но чрезвычайно много времени тратить на ухаживания. А кар­точки оберегают приличия, но сокращают многомесячное уха­живание до десяти долек времени.

 

По какой речке плыть - той и славушку творить.

 

Сомневаться - значит, не успеть нанести удар первым.

 

Подпольное производство таблеток можно прихлопнуть в пару попыток. Но мы теперь заинтересованы только ограничить размах этой теневой отрасли.

 

• - Как же ты критиковал - свою картину?

А у меня два стиля работы: для выставок - мазня, а для себя - шедевры. А мазню и критиковать не стыдно.

 

А они нашли отличный выход для себя. Это удобно: вынести все идиотское, мерзкое, нелепое в себе - за пределы себя и наделить совокупностью дрянных качеств мифическое существо - Дурака. Если бы не было Его, мы бы давно по­няли, что мы сами никуда не годимся. А так - все списываем на Него.

 

Не ершись, - говорит Бут. - Пока работают ласкате­ли зрения и слуха, можно не ожидать потрясений. Едва начнет­ся брожение, достаточно пустить на экраны многосерийный приключенческий фильм, что-нибудь о первопроходцах космо­са, - и все будут прикованы к своим квартирам в определен­ные часы - не надо и комендантский час вводить.

 

Какая на Альфе свобода! На улицах делай что хочешь. Куда хочешь иди, откуда хочешь - возвращайся, пой, танцуй, декламируй, правительство ругай! Только с белой черты не сходи, а так делай все, что в голову придет!

• - А что за белая черта? - спрашиваю я.

У них на улицах по тротуарам белая полоса проведена пять сантиметров ширины. Сойдешь с нее - тут же током убьет. Но если с черты не сходишь - то иди куда хочешь, танцуй, пой, критикуй!.. А правительство! Не то, что наша нелепая лотерея! Они пускают претендентов на высший пост в одну клетку, и тот, который съест всех остальных, становится главой государства. Вот это - справедливость!

 

То же самое в живописи. Раскованность мы­сли и демократия всегда приводят к прекрасным, потрясаю­щим результатам. На Альфе в корне пересмотрели живопись. Они новаторски вешают картины красками к стене. Просто, как все гениальное! А как это воспитывает воображение зрителей! И то же отрадное во всех областях жизни!

 

Запомни, Бажанчик, нет такого яда, на который про­нырливый ум глупца не придумает противоядия. Вот почему большинство так легко получает справки о готовности к вели­чайшей ответственности. Не мытьем, так катаньем... ха-ха...

 

Но, как ни странно, сколько ни трогал я свои, имеющиеся, уши, я ничего не услышал. Профессор даже губами не шеве­лил. Однако все напряженно слушали, в аудитории была почтительная и внимательная тишина. Некоторые студенты конспектировали. Мне стало скучно и в то же время обидно: восхитительный смысл отчаянной защиты истории от Него не достигал моего умишка... Я, похоже, задремал.

 

Скажите, профессор, неужели все то, о чем вы сейчас так выразительно молчали, - правда?

- Увы, - торжественно произнес профессор. Больше вопросов не было.

 

«От дурной привычки нельзя избавиться, выбросив ее в окно. Нужно медленно свести ее по лестнице.»

Чтение - единственный вид спиритуализма, только так мы можем вызвать тени прошлого, чтобы они поддержали нас своей мудростью. О чтении можно сказать, что это телефоннаяя связь между современниками и почтовая, в один конец, между настоящим и будущим.

 

От дурной привычки не думать или думать, имея в виду только часть предмета, не стараясь охватить мысленным взо­ром пространство большее, чем семь условий якобы победив­шего разума, большее, чем пространство перед собственным но­сом, - вот что делает человека дураком, - от этой привычки быть Дураком нельзя избавиться, выбросив ее в окно. Этого нельзя сделать в одно мгновение.

 

Есть ли на свете дураки? Да. Те, кто верит в существование дураков и жестоко преследует их. Других дураков в мире нет Есть лишь дурное и оно - случайно в нас. Мы принуждаемы к дурному дурной обстановкой вокруг нас. Сведем же это дурное медленно-медленно вниз с лестницы и простимся с ним.

 

Потрясно! Нелепо, что я до шестнадцатой ступени маялся в проклятой Аграрке. Здесь - жизнь, здесь - гармо­ния здесь - счастье. Этот спокойный ровный серии цвет, эта величественная безразнообразная архитектура, эти несомненно, невозвратно, безызъянно умные агломераты и агломератки, этот ежедневный парад разума и величественная погоня за Ним, которая завершится грандиозным триумфом, все это взметнуло меня на невиданную высоту.

Они никогда не задумываются, для чего они живут, ради какой такой цели встают, не доспав, и мчатся создавать материальные блага, почему вечера напролет смотрят ласкатели зрения и слуха, которые сами презирают и клянут за скучное однообразие; не задумываются, зачем женятся или выходят замуж, кроме животного желания и продолжения рода - то есть новых агломератов, которые, недоспав, побегут создавать материальные блага.

Они не задумываются, почему они ради производства все новых и новых вещей, новых модных разновидностей того-то и того-то - отдают самое дорогое в жизни, а именно свое время. Тогда как можно было бы производить разумный минимум вещей и отдавать время более важному, чем новая модель туфель, новый ласкатель или новый вид туалетной бумаги, Но они уже не могут остановиться и договориться о прекращении безумной возгонки вещей - для непонятной, бесцельной жизни, направленной только на все более совершенное самообеспечение вещами, мебелью!..

 

Почему президенты не стоят на месте, а мелькают? Хотят спрятаться друг за дружкой. Каждый в тройке норовит спрятаться, каждая тройка, в свою очередь, тоже старается укрыться. Тройки, которые оказываются впереди,  проталкиваются внутрь. Они боятся ответственности. Это «танец президентов». А главное, мы никогда не знаем, кто как решение принял...Все президенты были великолепны, их так много, что я не знаю, на которого смотреть.

 

А правда - это что? Это  то, что никого не обижает.

 

Я хочу, как можно скорее, прекратить делать то, что хо­чется. Ходить и ездить туда, куда мне хочется, распоряжаться своим временем по своему усмотрению. Я хочу прекратить Думать то, что мне хочется, и хотеть того, о чем мне дума­ется. Я хочу думать, хотеть и делать только то, что положено. Я хочу перестать быть недоразвитым, гадким, тупым ма­льчишкой - и стать полноценным живым существом, которое думает, хочет и делает лишь то, что положено. А я то и Дело ошибаюсь. Деревенщина!

 

Разумной убежденности никогда не бывает полной. Полная убежденность бывает только неразумной.

 

В полдень объявили о появлении особо опасного подозреваемого в глупости. Его фотографии показывали по ласкателю. Этот поддонок усомнился в необходимости собирания и хранения прошлогоднего снега, он заявил публично, что это якобы экономически невыгодно.

 

Мальчики, затвердите наизусть: «все, что непонятно, должно быть устранено». Все, что вам кажется необъяснимым, странным - все это обязано быть уничтожено, приведено к понятному, бесхитростному - любым способом. Вооруженные этим великим принципом, вы не станете тратить время  в ответственный момент на сомнения и колебания... Сомневаться - значит, опоздать нанести удар первым. Вкусите от принципа «все непонятное - избыточно» - и жить вам станет во сто крат легче. Все непонятное чревато переменами. А зачем они нам? Непонятное - само по себе не зло, но это зародыш склонности к переменам, а где возникает склонность, там будут и перемены.

 

Все, что исходит от 999 президентов, не может не быть многообещающим.

 

В фанатизме всегда прячутся семена самоуничтожения. Исступленное упрямство выворачивает наизнанку некогда прекрасный идеал.

 

И вообще - стыдно. Жизнь растрачивается на что-то необязательное, лишнее, неглавное.

 

Лучше нонфуизм, чем какая-нибудь более перспективная галиматья. Лучше лидером - такой слизняк, как Пим, чем энергичный агрессивный и талантливый орга­низатор. Нонфуизм есть та галиматья, которая препятствует созреванию более глубоких мыслей. В случае необходимости мы можем официально признать доктрину нонфуизма, и от этого ничего не изменится - или очень мало...

 

Дурак удовлетворяет высшую потребность окружающих - их желание отыскать причину своих неудач, своего недовольства, своей неясной тоски, найти причины существующего и сущего, а также выплеснуть свою необъяснимую злобу, которая объясняется неумением объять и объяснить существующее и сущее.

 

Когда верить уже не во что, последнее спасение - преданность до последнего вздоха, вопреки всему, во­преки здравому смыслу... Я не могу, вы можете, вы счастли­вый. Мы слуги дела, в которое не верим. А если не верим мы, как мы заставим верить других?

 

Вообще-то я редко думаю. Всякая мысль - это путь к сомнению, беспокойство, непорядок... Не могу сказать, что я добился значительных успехов: то и дело мелькают контрабандные мысли.

 

Ни один зодовец не знает до конца порученную ему подсистему.  Представление о ее работе складывается в мозаику только из знаний нескольких воителей.

 

Меня поражало в жителях Аграрки их покорное отношение к нашим опросникам, беседам, подсматриваниям, подозрениям.

 

Жизнь функционирует, следовательно, решения принимаются - принимаются случайно, когда необходимость решения дозревает до невозможности нерешения. Тогда, чаще всего внезапно, решение принимается - первое попавшееся решение на первом попавшемся уровне.

 

Как председатель Комиссии, я мог выдвинуть неординарное решение, но едва ли десятая часть сотрудников меня поддержала бы. Большинство выдвинуло концепцию умалчивания - то есть попросту настояло не включать в доклад тревожных фактов.

 

Хозяйственный механизм Агломерации действует только как результат сцепления тысяч шестеренок.

 

Работа! Тоже вот - напридумываешь, наизобретаешь, а как до дела - никакой самостоятельности, контроль за каждым шагом. Никакое изобретение не принимают сходу - миллион проверок, а потом внедрение - тягомотина на многие ступени. Чуть что необычное предложишь, так тебя и сковывают десятка два подонков.

 

Мне незачем размышлять, когда есть готовые блоки решений! И если я поступаю по невидимой подсказке, я снимаю с себя какую бы то ни было ответственность.

 

Я не могу согласиться на оправдание насилия, потому что таи, где его хоть немного дозволено, нет преграды для увеличения «нормы» на еще чуть-чуть, и еще чуть-чуть. Где есть право на насилие, там сыщется место и злоупотреблению насилием... Дурак, сущий во мне, рано или поздно превра­тит лекарство в яд, потому что в большом количестве лю­бое лекарство - яд. Так же и насилие...

Приятно иметь в оп­позиции бездеятельных болтунов. Без оппозиции скучно, без явной оппозиции возникает угроза, что зародится тайная, мо­гучая организация.

 

Мена говорила: «Я дегустаторша. Я запойная. Я отведаю одного агломерата - и дальше. Чтоб я да не дала - такого не бывает. Если не каждому давать можно пропустить Единственного!». Я был даже счастлив первые недели с ней. А потом вдруг понял, что она не думает, вернее, мыслит какими-то заранее заготовленными блоками, кассетами мыслей, и мне стало скучно с ней.

 

Я вошел в ящик лифта и внезапно понял, что ничего из моего до­клада не выйдет. Никому он не нужен. Все, что делалось кругом, делалось быстро, ловко, преднамеренно и неостано­вимо. Выбраться из этой колеи, пропев несколько скорбных слезных фраз, нельзя было. Более того, мой доклад, нацелен­ный подправить колею, был лишь частью колеи, частью дви­жения, а река не может исправить свое течение иначе, как со временем промыть себе новое русло, или резко, бурно... Мой доклад был лишь одинокой волной, ударяющей в непривычном направлении в поисках нового, лучшего русла...

 

На комбинатах царит круговая порука - никто не принимает решений... Что же говорить о более сложных проблемах? Они вызывают поток бумаг, разговоров, переговоров, сомнений.

 

Все было ясно. Из колеи не выбиться, даже если она заводит в тупик.

 

Вместо того, чтобы высветить наши успехи, Комиссия извлекает из неметеных углов мелкие фактики и тычет их нам под нос.

 

В развитии каждого общества бывает один, довольно краткий момент, когда оно может выбирать свой путь, когда оно стоит на развилке. Налево пойдешь - обретёшь духовные ценности. Направо - ничего путного не сыщешь. В развитии каждого общества наступает период, когда изощренность фантазии его лучших представителей не идет дальше снабжения всех его граждан всем необходимым. Наконец эта благородная цель реализована. Фантазии необходимо лететь дальше, парить выше. Она и взлетает выше, но по той же прямой: теперь-де снабдим всех кроме необходимого еще излишним. Сделано. А фантазия оголтело: еще комфортнее! ...Чем заполнить будущие времена, кроме все новых и новых пред­метов роскоши и средств прокормить безмерно разбухающее население? Мы можем почти весь труд агломератов заменить машинным. Но ведь допетрили - уже не заменяем, потому что тут философский тупик, потому что агломератов больше не­чем занять.

 

Необходимо проявлять дальновидность. Сейчас мы поможем им, а когда начнутся события, это может выручить нас.

 

Преданность тому, кто терпит поражение и не хочет видеть этого, равносильна глупости.

 

У тебя заворот моз­га от обжорства информацией. Лучше хорошенько посмако­вать ломтик информации, чем проглотить кусище, не запивая его приятным размышлением.

 

На первом этапе мы изучали все сущее разнообразие наук, захватывая краешек то одной, то другой.

 

Перед лекцией нам выдавали по чугунному шару. По краям рядов, шедших амфитеатром, были желоба, куда можно было бросить шар. Если лекция не нравилась, мы бросали свои шары в желоб, и они скатывались на площадку, где стоя­ла кафедра с профессором. Как только больше половины уче­ников проявило свое недовольство, шаров накапливалось столько, что площадка с кафедрой под их тяжестью провали­валась - вместе с профессором. Больше бойкотируемый профессор не появлялся. Но мы редко пользовались своим правом - вместо одного зануды присылали еще худшего.

 

На лекциях по литературе мы разбирали новинки прозы. Помню, возникла острая дискуссия по поводу одного романа. Там было два героя: один стоял за фотонные двигатели для ракет, а другой был за то, чтобы все пассажиры высовыва­лись из иллюминаторов и плевали в сторону, противополож­ную курсу полета, - и утверждал, что таким способом не только экономится горючее, но и повышается скорость све­та. Автор очень мудро не вмешивался в спор героев.

 

Президенты выбира­ются в лотерею, следовательно, высшие посты недоступны по­следовательным карьеристам (лишь позже я узнал, что ре­зультаты лотереи подтасовывают, и из ступени в ступень царят одни и те же.).

 

Последнее время мои мысли вообще выносятся страшным юзом к какому-то обрыву и замирают на волосок от падения в зияющую пропасть выводов.

 

- Надо об этом сообщить по ласкателю.

- Зачем беспокоить население?

- Оно и так взволновано. Слепых нет, достаточно задрать голову.

- Мы не хотим волновать тех, кто еще не успел задрать голову.

 

 

Начальство не всегда в курсе, какие примеры усердия явили его подчиненные.

 

Мы хотим знать нашу историю, какой бы горькой она ни была. Нам не нужны бравурные фанфары, нам, во избежание повторения ошибок, нужна правда.

 

Я еще крепче уцепился за свои ускользающие идеалы.

 

В случае реально­го конфликта началась бы такая перестраховка, круговая по­рука безответственности и почесывания в затылках, что нас сме­ли бы силы вдесятеро слабее.

 

Тот, кто борется со злом, не всегда поборник добра.

 

Канули в прошлое времена ласкателей слуха и зрения, изменилось не только название aппарата, передающего на расстояние изображение, переменилась его сущность. Я бы назвал теперешний вариант «оскорбитель прения и слуха» - помимо оглушающего количества музыки дальнозор выплескивал целые ушаты правды на агломератов, той правды, которой они так жаждали и в которой они теперь погрязли от нижних конечностей до головы.

 

Наша пресса - во что она превратилась? В интеллекту­альное хулиганство - кто угодно пишет о чем угодно. Газеты полны сплетен, порнографии, домыслов, поклепов, хамских анонимок. Любые решения первых трех из Равных оспари­ваются, обсуждаются, как бред кретинов, их намерения извра­щаются, их личная жизнь вытаскивается наружу...

Решения тех, кому вверено направлять движение нашего общества, игнорируются! Каждый начальник, любая шишка на ровном месте, ничтоже сумняшеся принимает свои собст­венные решения - ни с кем не советуясь, плюя на здравый смысл, на чужие мнения, а во многих случаях и на интересы дела! Я понимаю, мы изголодались по самостоятельности, но теперь каждый у нас царек и творит все, что на ум взбре­дет. Развал, кругом развал.

 

Итоговые решения принимались нашим триумвиратом после обсуждения с выборными от городов - Лучшими. Я не улавливал большой разницы между 999 президентами и нами - опять-таки власть, которая может ошибиться, зарваться, стяжать. Только за 999 президентами чутко следила Защита и они были сменяемы, а нас избрали на неопределенный срок, наделив громадными полномочиями, - тут может получиться все, что угодно. Я не ошибся - вышло как раз «что угодно».

 

Кража, спекуляция, вещизм, жажда наживы - все устра­няется просто фактом изобилия. Таким образом, материальное благополучие - важнейшая составная системы Защиты против Дурака. Изобилие грозит стать пороком скорее чем нищета. Ут­рачивается горизонт потребления, когда последнее диктует все новые, доселе невиданные потребности, которые оборачи­ваются массовыми капризами, а те, в свою очередь, и все вместе превращаются в душераздирающую драму.

Изобилие взры­воопасно, оно порождает тягу к дефициту: иметь то, чего нет у других, но к дефициту нового качества, который продиктован соображениями престижа, но проявлением индивидуаль­ности - личность пытается найти свое самовыражение в отличности одежды, интерьера, даже мышления (ибо в области мысли тоже возможно перепроизводство, вал). В рабо­те себя трудно проявить: те же операции примерно так же выполняют сотни тысяч агломератов. Даже в творчестве инди­видуальность блекнет, как только в этот процесс подключаются миллионы: сто художников способны подарить обществу пять ярких талантов, тысяча - десять.

 

А если взглянуть на возможный вред, то... При наличии, скажем, тысячи художников, манеру самых талантливых из них пытаются тиражировать в пять раз больше плагиаторов, эпигонов, ремесленников, и в глазах публики яркость подлинных талантов блекнет (не гаснет). Каково же будет положение при миллионе художни­ков?! Ведь статистически они опробуют все возможные пути .развития искусства, все творческие манеры, все откровения и выверты духа!

Вот и увидели: принцип изобилия благороден, искренен в своем стремлении к благу, но и... чреват опасностями. Горизонт потребления. С одной стороны - потакание капризам, вы­кобенивание глупости, которой все мало, мало, мало. А с другой - явление сугубо рациональное, свидетельствующее о тонкости агломератской психики - желании сохранить ин­дивидуальность хоть в мире ширпотреба. Каковы бы ни бы­ли мотивы постоянного отодвигания горизонта потребления, так или иначе это... явление ненормальное, дестабилизирую­щее экономику...

 

Общество, которое само от себя скрывает глупости, творящиеся в нем - нестабильно. Оно может быть по своей программе положительным, но изначально оно, того не сознавая, культивирует сорняки, которые неизбежно заглушат злаки.

 

«Несмотря на бравурную статистику, огромная часть агломе­ратов книг не читает или избирает самую худшую, низкопроб­ную литературу. Как ни поднимай уровень литературы, широкие массы читателей будут предпочитать именно наихуд­шую, наипростейшую из выпускаемой литературы, то есть ту, которая легко усваивается, потому что рассчитана на при­митивные эмоции, примитивные мыслишки. Положение это не представляется возможным исправить мерами просве­щения.В связи с этим предлагаю создать Клубы Нюхателей книг.

 

И нет пределов служению себе.

 

Это непосильное наслаждение... Быть центром, быть ис­точником, тенью для обезумевших от жары и солнцем прод­рогших, быть беспрекословным владыкой, который в состоя­нии зажать рот любой крамоле, повелителем, - это единст­венный способ быть, достойный сильной личности. Место на­верху только одно, и тот, кто достиг его, достиг всего. Он и есть преображение, он и есть духовная революция, он - цель раз­вития цивилизации. Он умен не потому, что умен, а потому что он - т а м; он силен не потому, что у него бицепсы, а потому, что все силы других подчинены ему; он великодушен не потому, что у него добрая душа, а потому, что не всегда же наказывать; он жесток не потому, что изувер, а потому, что надо ведь их и попугать.

Едва я пришел в себя после бравурного финала путча и осознал, что достиг желанного и нет преград глупости моей, я взялся за дело. Следовало привыкнуть к непосильному нас­лаждению вседозволенностью.

 

Чунча откопал в городах агломератов с признаками яв­ной отсталости психического развития, чтобы оттенить мои способности. И мы учредили из них совещательный орган при мне, Незыблемом, - Камарилью. Реальной властью был только Чунча, но он был не опасен мне, потому что любил править из тени, загребать жар чужими конечностями. Мы ввели в Камарилье раздачу постов по росту - кто выше ростом, тот и получает более высокий пост. Каких каблуков они только не придумали, каких лекарств не пили, чтобы прибавить в росте...

 

По приказу Чунчи скупа­лись все появляющиеся и даже старые афоризмы - и они приписывались мне. Не выходило иных книг, кроме томиков моих речей и собраний моих афоризмов. Добрая половина газетных площадей и не менее трети ласкательного времени были посвящены моей персоне. Рачи состряпал улучшен­ный вариант моей биографии - теперь ее зубрили наизусть во всех школах. Словом, дело шло своим чередом. Я был лишь объектом прославления. Первые недели я еще тешился тем, что издавал по своей инициативе указы, а потом понял, что все идет и без меня.

 

Только издалека меня можно было принять за личность, тогда как я был свалкой, куда каждый бросал свои мнения, суждения, выводы, вопросы и ответы.

 

- Я агломерат из не смелых. Бывают времена, когда даже втихомолку догадываться - непозволительная, опасная роскошь. Даже думаешь потише - словно вполмысли. Я большую часть жизни прожил при Защите, у меня в го­лове на каждом шагу стоп-сигнал.

 

- Словно можно отделить правдоподобное от фантасти­ческого, - сказал Врачеватель. - Как работают хорошие писатели? Они берут реальные события - линии - и продол­жают их, эти линии, за пределы свершившегося. Они непре­менно пересекутся в мире событий вероятных. Писатель толь­ко подмечает эти линии, которые за пределами сбывшего­ся вдруг выявляют свою суть: возможность пересечения, во­зможность преступления, возможность дряни или, наоборот, возможность подвига, счастья, свершения. Так что вы на­прасно сравниваете свою жизнь с фантастическим романом - романы эти крайне бедны выдумкой, даже если ладно скроены. Жизнь стократ богаче самого разнузданного воображения.

 

- Духовная Революция - это не всеобщая грамотность не миллиардные тиражи книг, даже не миллионы поэм и афоризмов, это гораздо сложнее и - главное - это впе­реди. Мы с одышкой поднимаемся вверх по лестнице. Выше и выше. К недостижимому совершенству. Это бесконечная лест­ница. Прежде мы удалялись от Духовной Революции. Но Духовная Революция - это то, что впереди, никогда не плетется сзади!

 

Именно художники, представители иных ис­кусств и труженики неспешной мысли, должны давать опреде­ления, названия и толкования тому, что политики не успевают разглядеть за своими ежепопыточными хлопотами. Политики то­лько создают для творчества условия. Или препятствия. Ведь цель цивилизации - творчество. И научное - тоже.

 

Даже умнейший делает глупости - потому что не знает отда­ленных результатов своих свершений. Он просчитывает лежащие на поверхности положительные результаты, что там да­льше, в мареве будущего - может, отдаленные недобрые пос­ледствия? Не угадать и не предречь.

 

И поверьте, это не играет никакой роли - умеем мы двигать  планеты или нет, это не имеет ни малейшего отношения к оцен­ке развития цивилизации. Это всего-навсего техника, ремес­ло, а жизнь - жизнь идет сама по себе. Мы переменили место в галактике, но сами-то прежними остались. А движение, прогресс - это сменить себя на другого, лучшего....

 

Есть только фикция управления. Не могу я - один - вза­правду управлять судьбами даже тысячи планетян - с их разнообразием желаний, характеров, стремлений, реакций!

 

Умна только со­вокупность планетян - цивилизация. Я не верю в гениев. Разумные существа бывают глупые, не очень глупые, не со­всем глупые и, наконец, почти не глупые. Ум - понятие отно­сительное. Иное дело способность мыслить - это уже катего­рия неизменная. А иначе как объяснить, что умы прошлого кажутся нам теперь ограниченными.

 

Ребята, да кто же стал умнее только потому, что научился быстрее ездить?

 

Надо быть достойным своего ин­теллекта. Достойным своих выводов, своего мышления Это животный страх: выпасть из уютного гнезда, вылезть из благополучной норки, выпасть из люльки- это жутко, но это первый шаг к полету, к бегу, к самостоятельному мыш­лению.

 

Нельзя доверять будущее, как это было извечно, воле слу­чая и стечению обстоятельств.

Как кто-то из великих сказал: завтра мы можем стать умнее нас сегодняшних.

И еще: заблуждения не опасны, когда дозволено их кри­тиковать.

 

Чаще, чаще, чаще - всегда! - отстаивайте свое досто­инство: позволить унизить себя в обществе, которое утверждает , что оно защищает ваше достоинство, - высшая глупость.

 

Помните семь условий возможности победы разума:

1. Вы ни глупы, ни умны. Вы продукт своего времени. Чем умнее вы, тем умнее эпоха. Чем умнее эпоха, тем умнее вы.
2. Прежде поступка - «зачем?» и <к чему приведет?»
3. Если «зачем?» смутно, поступок не рождается.
4. Если «к чему приведет?» смутно, поступок не рождается.
5. Сокрытие ошибки страшнее наказания за нее.
6. Невнимание к чужой ошибке - ошибка.
7. Кто НЕ выполняет вышеперечисленных условий, тот - обкрадывает себя. Он сам в себе несет наказание.